Второй год войны

На полную мощность взревел мотор, машина дернулась вперед, и вдруг двигатель заглох, словно захлебнулся на вдохе. Климентьев нажал на педаль стартера, стартер завыл: гув-гув-гув! Но мотор не заводился. Еще и еще нажимал шофер на педаль, но результат был тот же.

— Ну-ка, встань! — скомандовал он Алексею. — Под сиденьем заводная рукоятка, дай мне!

Алексей нашел среди инструмента длинную рукоятку, протянул Климентьеву. Тот вышел из кабины, попытался прокрутить вал. Вал не прокручивался. На лице шофера была написана растерянность.

— Что она, зараза? — спросил он с недоумением и злостью.

Снова взялся за рукоятку, но результат был тот же: вал не проворачивался. Климентьев выпрямился, постоял-постоял и сплюнул.

— Все! — сказал он.

Забрался в кабину, захлопнул дверцу.

— Все! — поворил он. — Капут! Капец! Каюк!

— Что все? — с испугом спросил Алексей, хотя уже догадывался, что машина поломалась.

— Трамвай дальше не пойдет!..

Шофер зачем-то включил и выключил фары.

— Что ж будем делать? — спросил он сам себя и тут внимательно посмотрел на Алексея. — Тебя как звать?

— Алексей.

— Вот что, Алексей: мотор сдох, надо машину взять на буксир. Понял?

— Понял.

— Я пойду за тягачом, а ты останься, покарауль машину. Понял?

— Понял. А тягач где?

— Где-где? Где ж ему быть, как не в автобате! Думаешь, тягачи тут валяются на каждом повороте? Ты не дрейфь, я мигом смотаюсь! Туда и обратно!

Отсюда до города было не меньше десяти километров, так что «мигом» не могло получиться никак. Алексей подумал, что Тамара, Авдотьич ждут его, и сказал шоферу:

— Мне завтра утром домой ехать. Вся бригада уедет, как я один буду добираться?

— Что ты! — деланно засмеялся Климентьев. — До завтра ты еще выспаться сумеешь, десять снов увидишь! Я ж быстро — туда и обратно!

Алексей вспомнил писклявого десятника, который подобными словами уже соблазнял его сегодня, и предложил:

— Вы закройте кабину на ключ и пойдем вместе: все равно я вам не нужен.

— Ты что? — вскричал шофер. — Ты умом чокнулся, что ли? Если я брошу машину, ее проезжие шоферюги по винтику разберут, растащат! Тебе что, машину не жалко?

Машину Алексею было жалко.

— Останься, покарауль! — продолжал упрашивать Климентьев, и его прежде такое самоуверенное, курносое лицо стало униженно-просительным. — Даю гарантию: через два часа я буду здесь с тягачом!

Очень не хотелось Алексею, но он согласился. В конце концов, если он возвратится даже не через два часа, а через четыре, все равно будет еще не поздно, часам к десяти Алексей вернется к своим.

— Молодец! — обрадовался Климентьев. — Ты парень что надо! Сейчас я приведу все в порядок и подамся. Может, попутка прихватит, тогда я вообще быстро доберусь!

Он вылез из кабины, вышел и Алексей. Климентьев открыл краник, спустил воду из радиатора. Упругая струя горячей воды полилась на снег, расползаясь темным пятном, клубы пара вздымались над радиатором.

Алексей оглянулся: позади, в низине, был лес, впереди простиралась снежная равнина, на которую уже опустились сумерки. Дул довольно крепкий морозный ветер, мороз, как видно, к ночи становился злей, и Алексею стало не по себе. Остаться одному в этом пустынном поле ему не улыбалось никак, но и отказываться было уже поздно. Алексей поспешил снова забраться в кабину.

— Смотри, не вздумай уйти в землянку! — пригрозил напоследок Климентьев. — На тебя оставляют большие материальные ценности, понял? Ну жди, я пошел!

И он ушел вверх по дороге к шоссе и вскоре растаял в темноте. Алексей остался один. Двигатель уже остывал, но в кабине пока еще было тепло. Алексей стал рассматривать различные кнопки на приборном щитке, тем более что сейчас ему никто не мешал это делать. Нажал на одну кнопку — она не поддалась. Тогда он ее дернул на себя — кнопка легко выдвинулась из щитка на длинном стерженьке, а весь приборный щиток осветился изнутри. С испугом Алексей задвинул кнопку обратно — свет погас. Он понял, что кнопки, видимо, управляют освещением и стал выдвигать и задвигать их одну за другой. Вспыхнул мощный свет фар впереди, но забавляться таким образом Алексей побоялся: знал, что может сесть аккумулятор. Он стал рассматривать другие кнопки, рычаги, рукоятки — это отвлекало от мыслей о тягаче и Климентьеве, которые должны были прийти за ним.

Стало совсем темно. По шоссе, как назло, никто не проезжал вот уже, наверно, в течение часа. Алексей с тревогой думал о том, что Климентьев, пожалуй, не обернется и в четыре часа. Хотелось есть: кусок хлеба, который Алексей прихватил с собой, был съеден еще тогда, когда грузили дрова.

К тому же начал донимать холод: двигатель остыл окончательно. Вместе с дыханием изо рта вылетало облачко пара, оно оседало на ветровых стеклах, затягивая их причудливыми узорами инея. Уже плохо было видно, что происходит снаружи. Впрочем, когда он приоткрыл дверцу кабины и выглянул, то поскорей захлопнул ее, такой пронизывающий ветер обжег ему лицо.