Второй круг

Вообще все описываемые события можно было бы рассматривать как поединок и последствия поединка Чикаева с Мишкиным. Ни в коем случае не следует думать, что карьерист, а по мнению Сени, умный циник Мишкин, отстраненный от дел, исчез с исторической арены. Все это только кажущееся «исчезновение». С Мишкиным ведь так же трудно бороться, как с призраком или домашним вором. Ну кому придет в голову, что рукояткой водила для буксировки самолетов можно пробить герметичную часть фюзеляжа и прорвать стеклоткань трубы наддува? А Мишкин в лице товарища А. пробил. Разумеется, ничего страшного не было в том, что кабина не надувалась. Но ведь в гражданской авиации ни один самолет не поднимется в воздух с неустраненным дефектом. Ну, к примеру, на грузовом самолете в туалетной комнате расколото зеркало — лететь нельзя, хотя это никак не влияет на безопасность полета.

Действия Мишкина по изобретательности превосходили самую изощренную фантазию, так как любая фантазия все-таки не может выйти за какие-то пределы, Мишкин же способен преодолеть пределы любой фантазии и любого вероятия.

Таков был враг Чикаева. По сравнению с Мишкиным сам Вельзевул — пугало для детей, не более. А как бороться с Мишкиным? Оградить производство от случайностей, чтоб происходящее могло быть заранее вычислено? А куда девать человеческую суть? Ведь в каждом из нас в какой-то мере сидит Мишкин: в тебе и во мне. Да и в самом Чикаеве тоже. Он у каждого из нас стоит за спиной и гримасничает.

А что, если человек только в борьбе с многоликим, гибким и изобретательным врагом развивает все свои способности? А что, если главное — посрамить самого Вельзевула (то есть Мишкина)? А что, если вообще жизнь человеческая — это поединок с чертом? Впрочем, это уже пошло любомудрие. Извините!

Вот что писал Чикаев «другу»:

«Еще до того, как сделал свой блистательный доклад в верхах, я думал, что сижу на своем месте и оно мне впору. Покидать его я не собирался. Потому и думал об укреплении своего, выражаясь красиво, трона и о развитии производства, что есть одно и то же. Я думал так: «Лицо Базы есть перрон. Сюда заруливают все самолеты. Здесь бывают самые разные пассажиры и самое разное начальство, в том числе и неавиационное. Если к самолету не вовремя подадут трап, то кто-нибудь может выразить свое неудовольствие, и это отразится на мне. Малейшая ошибка на перроне, и вот уже разговор: «Базу надо облить керосином и сжечь». (Цитирую одного умника из летного командования по кличке Мамонт, красномордого и пузатого.)

Я понял, что надо обрубить хвосты всем. На перроне должен быть идеальный порядок. Самолеты — и это прежде всего — должны вылетать вовремя. И ничто не должно привлекать внимания пассажира, летного командования и особенно нелетного. Порядок как воздух: его не видно, но без него невозможно. За образец я взял Московское метро. В метро я вижу только станции и вовремя сажусь в поезд, и в поездах и на станциях не курят, не плюют. В метро пассажиры не позволяют себе того, что позволили бы в электричке. Метро даже воспитывает людей. Ну а что творится за дверьми, где «вход посторонним запрещен», меня, пассажира, мало заботит. И то, что творится на участках и в ангаре, также мало заботит пассажиров. Пусть у меня в ангаре будут оранжереи африканских растений, аквариумы с золотыми рыбками и стулья, обтянутые настоящей кожей, — все это от лукавого, если хоть один самолет не вылетит вовремя. Грош цена всяким там постановлениям, решениям, грамотам, соцобязательствам, газетным статьям о дальнейшем развитии и интервью по телевидению об успехах, если пассажир вылетает не вовремя и томится на аэровокзале, где, может быть, заперт сортир, неисправен телефон-автомат и сквозняки гуляют по залам. Вот когда перрон у меня будет в порядке, тогда я, может, построю у ангара бассейн и пущу в него белых и черных лебедей. Но не раньше. Я думаю, что не надо начинать реорганизацию Базы со строительства бассейна и закупки лебедей.

Просто как будто: занимайся каждый своим делом. Но чем только не приходится заниматься бедному инженеру! От поисков такой-то прокладки до разбора жалобы на загулявшего авиатехника. А за счет чего? Правильно, за счет качества обслуживания. А главное в гражданской авиации что? Правильно — безопасность полетов. И регулярность. Все остальное нам простят. И тогда я разбил свой производственный отдел на два отдела: организации и технический. С этих пор мой новый главный инженер — я поставил Прыгунова — занимался только техникой. Он — не решал вопросов организации строительства раздевалок, душевых, добычи бумаги для бланковой документации. Его перестало интересовать аморальное поведение таких-то и таких-то т.т. Он занимался отныне только вопросами безопасности полетов. Но теперь-то уж он знал все. Как инженер он за полгода вырос на две головы…

Вместо прежнего начальника ПДО, который делал только то, что ему скажут, я поставил Юру. Да, того самого Юру, что пострадал от хулиганов. Вот ему ничего не нужно говорить. От так называемых «исполнительных» я избавляюсь».