Второй шанс Роберта Уоррена

Машина рывком тронулась с места и скрылась в темноте, оставив двух проклинающих Уоррена и собственную близорукость мужчин босиком на обочине.

Профессор гнал почти до рассвета, а потом, незадолго до знака «Вы въезжаете в Путнамвилл», столкнул машину в водохранилище, заодно отправив туда же и пистолет. Оставшуюся часть пути он проделал пешком, неся ребёнка за спиной, как это делают индианки.

Заправка на пересечении двух просёлочных дорог, с одинокой колонкой, спрятавшейся в тени покосившейся будки, стала их первой остановкой с самого начала побега.

У мальчика было что-то не так с ногами, хотя он и сам не понимал, что именно. Они просто отказывались его держать.

А ведь он помнил, как бегал. И как предатели-ноги помогали ему снова и снова взбираться на холм, в тени которого пряталась деревня, до самого замка Ренвайл (хотя тот вовсе не был похож на замок – так, груда развалин) и дальше по тропинке, змеящейся вдоль поросшей фуксией и папоротником каменной ограды, за которой уже открывался океан – что-то вроде озера, только намного, намного больше.

Да, это он помнил. Но почему-то помнил далеко не всё. Куда, например, делась его семья? Этот момент совершенно выветрился из памяти.

Человек с белой бородой весь взмок, и его кожа скользила под пальцами. Он хороший. Может, даже вернёт его к маме, в деревню. Домой…

Мысли путались. Время от времени голову пронзала жгучая боль. В такие моменты хотелось снова заснуть долгим сном без сновидений – что хороших, что плохих. Но заснуть среди дня непросто, сон ведь не приходит когда захочешь.

А ещё мальчика охватывал страх, исходивший откуда-то изнутри, из той точки, где билось сердце, и мгновенно растекавшийся по всему телу. Тогда ему хотелось не спать, а плакать, хотя плакать – это для малышей, вроде Кэти и Тимоти, а не для тех, кто, как он сам, уже начал выходить в поле. Впрочем, даже если бы он, потеряв последний стыд, и решился заплакать, ничего бы не вышло: в его глазах больше не было слёз, словно они пересохли, как это случается жарким летом с торфяными бочагами на вересковых пустошах.

Они добрались до Сто двадцать восьмого шоссе. Или не до Сто двадцать восьмого, но, во всяком случае, до какого-то шоссе.

Уоррен усадил мальчика на землю и утёр рукавом рубашки пот, теперь уже ливший градом.

Срезав путь через лес, он выиграл полторы, а может, и две мили. Зато на дороге хватало поваленных деревьев, корней, прелых листьев и высокой травы.

Хотелось пить, но ничего, кроме давешней бутылки газировки, профессор купить не догадался. Вот тебе и аналитический ум.

Чтобы отвлечься от мыслей о холодном пиве, он решил подумать, как двигаться дальше.

– Автобус пройдёт здесь, понимаешь? – объяснил Уоррен мальчику. – Вопрос только в том, чтобы понять, где он останавливается. А это, поверь мне, штука непростая. Для начала: куда мы пойдём, налево или направо?

Мимо промчалась машина, взметнув листья и скопившийся вдоль обочины мусор.

– Исходя из того, что Глостер находится на востоке, – продолжал профессор, – нам стоит повернуть налево, чтобы в любом случае двигаться в нужном направлении.

Мальчик невозмутимо наблюдал за ним.

– Вот только тебе, похоже, что налево, что направо, разницы нет, – покачал головой Уоррен. – Кто бы знал, что ты там вообще понимаешь… Хочешь печенья? – спросил он, порывшись в сумке, которую нёс на плече. – Надеюсь, я не забыл его на той заправке. А, вот же оно… Вроде съедобное. Шоколадное. Любишь шоколад?

Мальчик протянул руку и взял печенье.

– Вкусно, а? Надеюсь, что да… – добавил профессор, заметив нерешительность мальчика. – Кладёшь в рот и хрустишь – вот как это делается. Понимаешь? Хм-м… Вкуснятина! – бормотал он.

Крошки сыпались изо рта прямо на рубашку, а одна даже попала мальчику в глаз.

– Ох, прости, прости! Экий я невоспитанный! Разве можно болтать с набитым ртом!..

Мальчик потёр глаз и улыбнулся, обнажив жёлтые, будто у заядлого курильщика, зубы.

– Is mise Jim, – не без труда выговорил он, и Уоррен заметил, что его взгляд, всё ещё мутный, отстранённый, стал, однако, куда более живым, чем вчера. – Jim. Is mise Jim, – со второго раза получилось увереннее. – Jim.

– Джим? Тебя зовут Джим? Ты это хотел мне сказать?

– Джим, – повторил мальчик. Потом ткнул тонким костлявым пальцем в широкую грудь профессора. – Cad is ainm duit?

– А меня Роберт, – ответил Уоррен. – Но, если хочешь, можешь звать просто Боб. Боб Уоррен.

Опасаясь, что их перехватит полицейский, военный или какой-нибудь ещё патруль, мужчина и мальчик почти два часа прятались в кустах на обочине в ожидании курсирующего вдоль побережья «грейхаунда».

Уоррен понятия не имел, насколько они оторвались от преследователей и будут ли те вообще их искать. В конце концов, болезненный мальчишка и профессор, в припадке депрессии вздумавший поиграть в спецагента, на первый взгляд не казались ему такой уж серьёзной угрозой национальной безопасности. Однако полагаться на это не стоило.