Второй взгляд

Росс не знал. Женщина из зеленой «хонды» была ему совершенно незнакома. Точно так же, как и девять лет назад, он скользнул по ней взглядом. Глубокий порез на лбу, у самых корней волос, лицо и черное платье залиты кровью. Но теперь он сумел разглядеть ее лицо — и это изменило все. Господи, невероятно!

— Ее имя Мередит, — хрипло произнес Росс.

Ф. Джунипер Смагг работал в больнице Флетчера Аллена в Берлингтоне уже двадцать семь дней. Он проходил практику в неотложке, хотя намеревался посвятить себя дерматологии или пластической хирургии. Честно говоря, ему не слишком хотелось каждый день видеть покойников. Заниматься частной практикой куда приятнее и спокойнее, чем работать в государственном медицинском центре, где всегда нужно быть готовым ко всяким сюрпризам. Тем не менее Смагг старался добросовестно выполнять свои обязанности, даже такие неприятные, как доставка трупа в морг. Парень, которого он вез на каталке сегодня, прибыл сюда мертвым, как пень. Ежу было ясно, что бедолаге уже ничем не поможешь, но для очистки совести его попытались оживить с помощью электрошока и интубации. Дохлый номер.

В лифте Смагг был один. Точнее, наедине с мертвецом. Он нажал кнопку вызова и, повернувшись к зеркальной стене, принялся приплясывать и распевать хиты из репертуара «Смэш Маус». Когда он дошел до припева в «All Star», чья-то рука схватила его за локоть.

Покойник уселся на каталке.

— Не мог бы ты заткнуться, — изрек он осипшим голосом.

Когда двери лифта открылись, покойник стоял рядом с каталкой, на которой без сознания лежал практикант.

— Есть здесь врачи? — спросил Росс, обводя взглядом работников морга. — Этот парень решил грохнуться в обморок.

День спустя тело Эза Томпсона было обнаружено на берегу озера Шамплейн. Согласно национальному обычаю, в течение ближайших суток его следовало предать земле. Уинкс Шампиньи, взявший на себя обязанности официального представителя абенаки, решил, что лучшим местом упокоения для Эза станет участок на пересечении Оттер-Крик-Пасс и Монтгомери-роуд. Тем более недавно этот участок был передан индейской общине в полную собственность. Эза похоронили лицом на восток — чтобы он мог любоваться восходом солнца.

В течение следующих месяцев вокруг его могилы появились растения — их никто не сажал — кусты ежевики, у которых зимой не облетали листья, каллы, цветущие даже под снегом, вечнозеленые падубы и плющ, пышно разраставшийся в июле. У влюбленных парочек вошло в привычку назначать здесь свидания; в этом укромном уголке их никто не беспокоил, и даже в декабре воздух был пропитан ароматом роз. Иногда здесь появлялись темноволосый парень и белокурая девушка; они играли в пятнашки, гоняясь друг за другом среди цветов, или же собирали ягоды и кормили друг друга, так что их пальцы и губы становились красными, как кровь.

Этим вечером Илаю казалось, что он никогда не уйдет домой. Пришлось переделать пропасть бумажной работы и разобрать документы, касавшиеся арбитражного суда с владельцами карьера. Наконец Илай встал из-за стола и потянулся так, что хрустнули суставы. У него оставалось одно желание — завалиться в постель рядом с Шелби и проспать тысячу лет.

Правда, он отнюдь не был уверен, что Шелби сейчас захочет его видеть. Его или кого-либо другого.

В больнице она рыдала, а он молча стоял рядом и гладил ее по голове. Наконец Шелби, глотая слезы, сказала, что ей нужно ехать домой, заниматься приготовлениями. Илай понял, что речь идет о приготовлениях к похоронам. Он чувствовал: Шелби отгородилась от него невидимой стеной. Мысль о том, что ей не нужны его заботы, была для Илая нестерпима. Сейчас он заглянет домой, примет душ и поедет к ней, решил он. Нравится ей это или нет, он должен быть рядом.

Вставив ключ в замок, Илай понял, что дверь открыта. Он ворвался в холл, готовый к самым неприятным сюрпризам. Но в кухне его поджидал вовсе не грабитель. Шелби, стоя у стола, месила в миске тесто.

— Я самовольно вломилась в твой дом, — сообщила она дрожащим голосом. — Прости. Пожалуйста, прости. — Из глаз ее текли слезы, и, смахнув их перепачканным в муке пальцем, она прочертила на щеке белую полосу. — Не могу оставаться дома, — пробормотала она. — Не могу звонить во все эти… похоронные бюро… Да еще журналисты достали своими звонками и сообщениями на автоответчике… В больнице Итану и Люси давали какие-то таблетки, от которых все время хочется спать. Сейчас они тоже выпили эти таблетки и спят на твоей кровати. А я решила сварить суп. И испечь хлеб. Телефон звонил несколько раз, но я не поднимала трубку… Да, еще я накормила собаку.

Она говорила все это едва слышно, но Илаю не нужно было переспрашивать: он понял бы ее и без слов. Сжав Шелби в объятиях, он ощутил, как руки ее обвиваются вокруг его шеи. Шелби уткнулась носом в его рубашку.

— Если хочешь, я уйду, — прошептала она.

— Никогда не уходи, — ответил он. — Никогда.