Когда вновь открывает глаза, на часах уже почти девять вечера. Голова не болит, на тумбочке стоит бутылка воды.
Стив выпивает ее всю, думает над тем, чтобы еще немного поваляться в постели, но неожиданно понимает, что ему срочно нужно в туалет. Кое-как поднявшись, все же идет туда.
В квартире тихо, но по пути он вроде как замечает Баки сидящего на своей постели в своей комнате.
Стив не будет притворяться, что страдает от дырявой памяти или может действительно не помнит того, что произошло вчера. Но даже если он сейчас пойдет и начнет выяснять, что именно произошло вчера, то… А что выйдет в итоге?..
Ни-че-го. Это очевидно и явно.
Поэтому Стив просто и спокойно посещает туалет, а затем и душ. Неторопливо вымывается, неторопливо чистит зубы и приводит себя в порядок.
Он старается не думать о том, как вел себя вчера, что делал вчера, и как чуть…не сделал то, что не нужно было, вчера. Он думает о закончившемся учебном году, думает о том, что нужно бы найти подработку или же вновь дать объявления о репетиторстве, думает… О чем угодно, только бы не о Джеймсе Бьюкенене Барнсе, который находится в соседней комнате, и который целовал его вчера так требовательно, касался так жадно и…
Чайник прерывает его мысли, что все же перекинулись на Баки. Точнее его свист.
На самом деле Стив и не замечает, как делает все обычные, бытовые вещи буквально на автомате. Приходит в себя, когда понимает, что стоит у открытого холодильника уже минут этак десять, а предупредительная лампочка мигает, при этом издавая неприятный, пищащий звук.
— Если он начнет размораживаться, всю воду будешь сам убирать. — позади раздается голос Баки, и он вздрагивает. Подхватывает коробочку йогурта.
Он не отвечает и даже глаз на Баки не поднимает. Судорожно гремит ящиками, пытаясь вытащить чайную ложку.
Их кухня неожиданно кажется слишком маленькой для них двоих. Баки наливает себе кипятка в кружку, он сам опускается на стул, стараясь дышать спокойно и размеренно.
Баки делает себе чай, на пару мгновений замирает у столешницы, а затем спрашивает:
— Не хочешь поговорить?..
У Стива по позвоночнику бегут мурашки, но он не отвечает. Даже глаз не поднимает. Ну, а что он может сказать?.. Что еще он может сказать?!
Баки садится за стол, судя по тому, как начинает прожигать его взглядом, еще и пялится без устали. Но Стив неторопливо и спокойно ест, затем поднимается.
Ему действительно больше нечего сказать Баки. Все, что мог, он уже давным-давно сказал.
Да, он любит Баки. Да, он хочет быть с ним. Да, он устал от боли.
И что?.. Что теперь?
Он не знает. Он устал, вымотался и… Он выкидывает упаковку в мусорку, моет ложку и наливает себе чая. Баки все еще молчит, а значит он не так уж и хочет что-либо выяснить.
Но неожиданно звучит.
— Вчера ты сказал, что любишь меня. А еще говорил, что сделаешь что угодно. Все, что я захочу. — Он злится. Чертовски сильно. То, что Стив сделал вчера; то, как он поперся в этот гребаный клуб… За все прошедшие месяцы Баки успел испытать множество чувств и эмоций, но до той обиды и злости, что сейчас кипела внутри, казалось не доходило еще ни разу. Или может доходило, но он просто забыл.
Прямо сейчас он, кажется, действительно был готов ударить Стива. Или сделать еще что-нибудь. Эта жестокая, грозная ревность внутри него выжигала буквально все. Она застилала глаза, она выкручивала легкие.
И он кажется был готов пойти на любые меры… Был готов сделать что угодно…
Что угодно только бы убрать из груди эту боль, это раздражение и усталость. Только бы…
— Да. Я так говорил. — Стив ставит чашку, все еще пустую, даже без чайного пакетика, и неожиданно оборачивается. Переплетает руки на груди. — И что с того?.. Будто бы тебе действительно есть до меня дело?
В его глазах Баки видит вызов, и это злит еще больше. Гневно поджав губы, он делает медленный вдох.
— Даже если и нет… Вчера ты был готов отдаться первому встречному, как я понял. И, если вдруг это было не очевидно, я могу пояснить: ненавижу пользоваться чем-то, что уже было использовано другими. — он поднимается и говорит совершенно не то, что хотел сказать. Он злится. Он сжимает руки в кулаки. Но не смотрит в глаза. Не смотрит и даже не собирается смотреть.
Потому что глаза Стива сломают его волю, сломают его злость, сломают…его. Так было всегда и, возможно, так будет и сейчас. Баки просто не верит уже ни во что и просто ничего не видит, ни будущего, ни возможности счастья.
Он просто устал от боли.
Стив делает судорожный вдох, пятится в сторону стены, вдоль столешницы. Баки пугает, пугает его злой взгляд, направленный будто бы сквозь него, пугают его сжатые в кулаки пальцы.
— Ничего не было. И ты знаешь это. Я не…
— Тебе лучше заткнуться прямо сейчас… — его пальцы лениво барабанят по поверхности стола, когда он проходит мимо. И Баки поводит плечами. Будто бы дикое животное. Опасное животное. — Маленькая жалкая потаскуха.
Стив вздрагивает и беспомощно приоткрывает губы. Но так ничего и не говорит. Замирает, вцепляется пальцами в столешницу.