Вторжение

– Знаешь, она мне жвачку все время покупала. Мятную. Хотя какую же еще… Вместо конфет, да. Вроде тоже сладкое, но хватает надолго. – Я услышала ее фырканье, а потом соседка тихо пропела: – Она жует свой орбит без сахара…

Я обернулась. Ну, конечно. Тот самый голос, что плескался по водопроводным трубам. Нагло, без стеснения. Сдается мне, она была прекрасно осведомлена о хорошей слышимости. Выделывалась.

Я уже ее ненавидела.

Ненавидела за то, что я ей все-таки призналась:

– Конфеты нельзя трогать, потому что мама их пересчитывает.

Глава 4. I'm Not a Girl, Not Yet a Woman

Белый кролик не преследовал Алису, это Алиса преследовала Белого кролика. Я же никого преследовать не собиралась, но мой кролик, принц без коня, маньяк – предположительно – преследовал меня. При дневном свете и без ушастой башки под мышкой он оказался обыкновенным семнадцатилетним парнем, тощим, «попа с два кулачка» как говорила мама, в кепке Miami, с какими-то неестественно светлыми глазами, которые будто выцвели на солнце, и белыми – нет, правда, совершенно белыми – ресницами. Ну, точно лабораторный кролик с красным обгоревшим носом.

– Артем, кстати.

Никогда бы не подумала, что Артем станет моим нелюбимым именем.

При дневном свете и без ушастой башки под мышкой у меня и ладони не потели. Я делала вид, что выбираю кондиционер, – ну да, ну да, шестнадцатилетняя девчонка одна в магазине бытовой техники, так тебе и поверили – на самом деле охлаждала разгоряченное лицо. На градуснике еще с утра было сорок в тени, только скорую почему-то никто не вызывал.

– А ты знаешь, что древние греки воображали ад ледяным? – Артем явно умел заводить непринужденные беседы. – Лучи солнца не добирались до царства мертвых, а значит, там был вечный мрак и холод. Ну, почти как в Питере, – добавил он и сам рассмеялся своей же шутке.

– Надеюсь, после смерти я попаду именно туда, – ответила я и, решив, что это достойное завершение разговора, зашагала по проходу между микроволновками и электрическими плитами, выискивая табличку с надписью «Выход». Покупателей почти не было, только у холодильников суетился пожилой мужчина, коротышка, размером с морозильную камеру.

– Для этого нужно грешить по-древнегречески, – не отставал Артем. – Ты уже на верном пути.

– Как же так? – Мне стало любопытно.

– Величайший грех – противиться воли богов. Боги явно хотят, чтобы мы познакомились поближе, а ты все время от меня убегаешь.

Потом я буду рассказывать, что это был самый оригинальный подкат в моей жизни, но тогда я и слов таких не знала. Все же я остановилась, даже обернулась, чтобы Артем увидел наверняка, как я закатываю глаза. Но ему было все равно.

Коротышка уже раз десять открыл и закрыл дверцу холодильника, будто проверяя петли. Мы с соседкой снизу договорились, что мама не узнает о «всемирном потопе». Что люди скажут. Каждый раз, размораживая холодильник, счищая со стенок наледь и вытирая под ним лужу, я буду вспоминать острые коленки и полоску черных трусов из-под клетчатой рубашки. Каждый раз.

– Ты в камерах понимаешь чего-нибудь? – спросил Артем.

– В морозильных?

– Видео! – Настала его очередь закатывать свои выцветшие на солнце глаза. – Пойдем, посмотрим.

Не знаю почему, но я поплелась за ним в отдел видеотехники. Выбираться обратно на улицу не хотелось. Безлюдный магазин, где легко скрываться от вездесущих консультантов среди стеллажей с коробками, был моей передышкой на пути от дома до рынка, его арктический климат – спасением от долбящего в макушку солнца. Был еще магазин через два дома, где продавались люстры. Там привыкли к бесцельно шатающимся покупателям, которые ходили туда вместо музея, но в торговом зале довольно скоро начинало казаться, что тысячи сверкающих лампочек в хаотично разбросанных светильниках, бра, торшерах пышут жаром не хуже солнца. Наверняка пока электричество не восстановили, все эти дорогущие люстры из горного хрусталя, свисающие почти до самого пола, выглядели бесполезными гроздьями стекляшек. Из продуктового же на другой стороне улицы, с древними дребезжащими кондиционерами и пластиковыми полосками, похожими на желатин, вместо дверей, нельзя было выйти без покупок. Нет, выйти-то, конечно, можно, но я думала, для этого надо разыграть целый спектакль, мол, не нашлось того, что я искала, ах, творог не тот, хлеб несвежий, недовольно скривить губы, покачать головой для пущей убедительности, иначе тебя заподозрят в воровстве.

мама: ты где?

Поочередно взвешивая в руках видеокамеры, выставленные в ряд на глянцевой полке, Артем рассказывал, что собирается в Питер – страшный сон древнего грека, – чтобы поступать в Кулёк на кинооператора.

– Кулёк? – переспросила я.

– Ну, университет культуры и искусств, – ответил он и хохотнул: – Если что, всегда можно на порнушке подзаработать.

Пока что Артем подрабатывал в парке аттракционов. Я все не решалась спросить, был ли он голым под костюмом зайца. Мне почему-то казалось, что да. Его отец снимал свадьбы, Артем помогал с осветительными приборами за «бесплатный хавчик» на банкетах.