Вторжение в Империю

— Таких, как я, очень немного. Синестезических эмпатов множество, но мало кому удалось выжить, пережить подобное невежество. Теперь почти все понимают, что за год синестезические имплантаты вызывают эмпатию у нескольких десятков детей. Большинство из этих детей, что естественно, живут в крупных городах, и это состояние диагностируется в течение нескольких дней после операции. И когда у детей происходит эмпатический кризис, их увозят в сельскую местность, и там они живут до того возраста, пока становится возможным приступить к началу противоэмпатической терапии. А меня лечили устаревшими методами.

Приучали.

— И каково тебе было в те годы, Нара?

Какой смысл скрывать любопытство от эмпата?

— Я была городом, Лаурент. Была как минимум его животным сознанием. Яростной личностью, сотканной из желаний и потребностей, отчаяния и гнева. Сердцем человечества — и политики. Но меня, меня почти не было. Я была безумна.

Зай зажмурился. Он никогда так не думал о городе — не представлял себе, что у города может быть собственный разум. Это так похоже на риксские выверты…

— Вот-вот, — проговорила Нара — видимо, прочла его мысли. — Вот почему я секуляристка, вот почему мне так противно все риксское.

— Ты о чем?

— Города — это хищные звери, Лаурент. Политика — животное. Ей нужны люди, чтобы они вели ее, личности, чтобы они составляли ее массу. Вот почему риксы — такие однобокие мясники. Они наделяют голосом зверя-раба, а потом поклоняются ему, как божеству.

— Но что-то вроде гигантского разума вправду есть, Нара? Даже на имперской планете, где всеми силами борются с этим? Даже без компьютерных сетей?

Она кивнула.

— Я слышала это каждый день. Это засело у меня в мозгу. Вне зависимости от того, делают компьютеры это очевидным или нет, люди всегда являются частями чего-то большего, чего-то явно живого. В этом риксы правы.

— Вот так нас защищает Император, — прошептал Зай.

— Да. Наше альтернативное божество, — с грустью проговорила Оксам. — Необходимая… препона.

— Но почему нет, Нара? Ты же сама сказала: нам нужны люди — личности. Люди, которые вдохновляют других на верность, придают бесформенной массе человеческие очертания. Так зачем же столь яростно бороться с Императором?

— Потому, что его никто не избирал, — ответила она. — И потому, что он мертв.

Зай покачал головой. Изменнические речи были так болезненны.

— Но достославные мертвые избрали его на Кворуме шестнадцать столетий назад. Если бы они того пожелали, то могли бы собрать новый Кворум и сместить Императора.

— Мертвые мертвы, Лаурент. Они уже не живут с нами. Ты сам наверняка видел, какой у них потусторонний взгляд. Они не больше похожи на нас, чем риксские разумы. Ты это знаешь. Живой город — это, пожалуй, зверь, но в нем, по крайней мере, есть что-то человеческое, как и в нас.

Она наклонилась к нему, в ее глазах играли отблески пламени.

— Главное — человечество, Лаурент. Это единственное, что имеет значение. От нас все Добро и Зло в этой вселенной. Не от богов, не от мертвецов. Не от машин. От нас.

— Достославные мертвые — наши предки, Нара, — яростно прошептал Зай, словно пытался утихомирить ребенка, расшумевшегося в церкви.

— Они — результат медицинской процедуры. Процедуры, возымевшей невероятно отрицательные социальные и экономические последствия. И больше — ничего.

— Это безумие, — выговорил он. И закрыл рот — слишком поздно.

Она смотрела на него, и в ее взгляде были триумф и печаль.

Они еще посидели у камина. Если что-то и возникло между ними, теперь это было разбито. Лаурент Зай хотел что-нибудь сказать, но боялся, что извинений будет мало.

Он сидел, молчал и судорожно пытался сообразить, что же ему делать.

3 ДЕКОМПРЕССИЯ

Быстро принятые решения похвальны, если только не чреваты необратимыми последствиями.

Аноним, 167

Сенатор