таком случае это понятие было бы только эмпирическим и приобретенное им правило, гласящее, что все, что происходит, имеет причину, было бы столь же случайным, как и сам
опыт: его всеобщность и необходимость были бы в таком случае лишь вымышлены и не
имели бы никакой истинной всеобщей значимости, потому что они были бы не
априорными, а основывались бы только на индукции. Однако дело обстоит здесь точно так
же, как и с другими чистыми априорными представлениями (например, пространство и
время), которые мы можем извлечь из опыта как ясные понятия только потому, что сами
вложили их в опыт и лишь посредством них осуществили опыт. Конечно, логическая
ясность этого представления о правиле, определяющем тот или иной ряд событий, как о
понятии причины, возможна в этом случае лишь после применения его в опыте, однако
принятие его в расчет как условия синтетического единства явлений во времени было
основанием самого опыта, и потому оно a priori предшествовало опыту.
Итак, нужно показать на примере, что даже в опыте мы только в том случае приписываем
объекту последовательность (события, когда происходит нечто, чего не было раньше) и
отличаем ее от субъективной последовательности нашего схватывания, если в основе лежит
правило, принуждающее нас наблюдать скорее такой-то, а не иной порядок восприятии; более того, мы должны показать, что именно это принуждение и есть то, что впервые делает
возможным представление о последовательности в объекте.
В нас имеются представления, которые мы и можем осознать. Но как бы далеко ни
простиралось это осознание и как бы точно или пунктуально оно ни было, представления
все же остаются лишь представлениями, т. е. внутренними определениями нашей души в
том или ином временном отношении. Каким же образом мы приходим к тому, что даем
этим представлениям объект или сверх их субъективной реальности как модификаций
приписываем им неизвестно какую объективную реальность? Объективное значение не
может состоять в отношении к другому представлению (о том, что можно было бы
высказать о предмете), так как тогда вновь возникает вопрос: как в свою очередь это
представление исходит из самого себя и приобретает еще объективное значение сверх
субъективного, которое присуще ему как определению душевного состояния? Когда мы
исследуем, какое же новое свойство придает нашим представлениям отношение к предмету
и какое достоинство они приобретают благодаря этому, мы находим, что оно состоит
только в том, чтобы сделать определенным образом необходимой связь между
представлениями и подчинять ее правилу, и, наоборот, наши представления получают
объективное значение только благодаря тому, что определенный порядок во временном
отношении между ними необходим.
В синтезе явлений многообразное [содержание] представлений всегда последовательно [во
времени]. Однако этим еще не представлен ни один объект, так как посредством этой
последовательности, общей для всякого рода схватывания, нельзя ничего отличить от
другого. Но как только я воспринимаю или заранее допускаю, что в этой
последовательности существует отношение к предшествующему состоянию, из которого
представление следует по некоторому правилу, нечто представляется мне как событие или
как что-то происходящее, иными словами, я познаю предмет и должен поместить его во
времени в каком-то определенном месте, которое после предшествующего состояния не
может быть дано ему иным образом. Следовательно, если я воспринимаю, что нечто
происходит, то в этом представлении прежде всего содержится то, что нечто предшествует, так как именно в отношении к предшествующему явление получает свое временное
отношение, а именно свое существование после предшествующего времени, в котором его
не было. Но свое определенное место во времени в этом отношении оно может получить
только благодаря тому, что в предшествующем состоянии предполагается нечто, за чем оно
всегда следует, т. е. по некоторому правилу; отсюда вытекает, во-первых, что для меня этот
ряд необратим, и то, что происходит, я не могу поставить впереди того, за чем оно следует, и, во-вторых, что если предшествующее состояние дано, то это определенное событие
неизбежно и необходимо следует за ним. Этим объясняется то, что среди наших
представлений возникает порядок, в котором настоящее (поскольку оно возникло) указывает на какое-нибудь предшествующее состояние как на коррелят данного события, не определенный еще, правда, но определяюще относящийся к этому событию как своему
следствию и необходимо связывающий его с собой во временном ряду.
Если необходимый закон нашей чувственности и, стало быть, формальное условие всех
восприятии состоят в том, что последующее время с необходимостью определяется
предыдущим временем (так как я не могу дойти до последующего иначе как через