Вулканы над нами

«Я заблудился в лесу, какой восторг!» Вот это я называю тонким психологическим ходом.

Эрнандес, который испытывал восторг, лишь заблудившись на столичных улицах, вежливо согласился.

— Это, конечно, только начало, — сказал Элиот, — настоящие аттракционы — «На геликоптере в поисках древнего города» или «Салонвагон в жерле вулкана» — мы наладим позднее.

Сейчас мы направляем все усилия в одну точку — нам нужно создать местный колорит, и здесь приходится буквально все делать самим.

Приведу пример. Когда людям показывают индейский поселок, у них не должно быть сомнений в его подлинности. И вот нам приходится строить целый индейский поселок, хижины и все прочее.

— А куда же вы дели настоящий индейский поселок? — спросил я, начиная понемногу понимать, что здесь происходит.

— Мы срыли его. Живописность, видите ли, не следует отождествлять с грязью и беспорядком. Индейцы, которых мы опекаем, живут сейчас в идеальных жилищных условиях и одеты, как подобает цивилизованным существам. Туристам же требуется совсем другое. Им нужна типичная туземная обстановка, ну, знаете, чтобы жена кормила грудью младенца, а муж мастерил что-нибудь такое. Вы не представляете себе трудностей, с которыми нам пришлось столкнуться; достаточно сказать, что индейцев-чеканщиков, работающих по серебру, мы выписали из Мексики.

— Вы хотите сказать, что среди гватемальских индейцев не осталось чеканщиков, работающих по серебру? — спросил Эрнандес, продолжая что-то писать в своем блокноте.

— Не знаю, могу только сказать, что здесь, в районе Гвадалупы, они не изготовляют решительно ничего, что представляло бы хоть малейший интерес. Мы обязаны обеспечить наших туристов сувенирами местного производства.

Что же получается? Все, что может иметь коммерческий успех — плетенья, кустарные ткани, керамику, любую мелочь, — нам приходится завозить из-за границы, главным образом из Мексики. Представляете?!

— Ну, а красочные индейские обряды?

Пляски, например? — спросил Эрнандес. — Вы не можете уговориться со старейшинами, чтобы они устроили пляски?

— Никаких плясок у них нет. Решительно никаких. Когда у них празднество, они таскают по городу черный ящик вроде гроба, а потом напиваются — вот и все. Нам пришлось специально просить здешнего мэра, чтобы он запретил это шествие. Если турист захочет сфотографировать их в это время, они плюют ему прямо в лицо. На такое празднество не заманишь.

Тщательно избегая насмешливого тона, я спросил Элиота, как он считает, удастся ли им довести чиламов до той степени живописности, какая удовлетворила бы запросы туристов. Он отнесся к моему вопросу с полной серьезностью.

— Видите ли, мы не раз над этим задумывались. Сейчас девяносто пять процентов трудоспособного индейского населения работает у нас на плантациях и в рудниках, но мы готовы любого из них, кто зарекомендует себя хорошим поведением и действительно захочет выдвинуться, перевести на обслуживание туристов.

Если нам удастся заменить привозных индейцев местными, что ж, это будет успех. К тому же немалая экономия для «Юниверсал Компани».

Пока что — не станем закрывать на это глаза — будет нечто вроде инсценировки. Не идеальное решение вопроса, согласен, но что прикажете делать при таких обстоятельствах? Кроме того, всегда нужно помнить: люди, едущие в увеселительную туристскую поездку, это дети, и они счастливы, когда их угощают небылицами.

Когда мы кончили завтракать, Элиот повез нас знакомить с прославленным решением чиламского вопроса. Мы проехали пять миль по лучшей автомобильной дороге, какую мне доводилось видеть в странах Центральной Америки; машина шла со средней скоростью восемьдесят миль в час. Трансляционная станция, именовавшая себя «Золотым Горлышком» Компании, заполняла наш лимузин последними танцевальными мелодиями, вентиляторы обвевали нас искусственным ветерком, слегка надушенным ароматами соснового леса. Элиот только что начал разъяснять нам высокие достоинства этого лимузина, как машина стала у ворот, замыкавших высокую ограду из колючей проволоки. Элиот негромко посигналил, из караульной будки вышел человек и открыл запор.

Когда ворота закрылись за нами, Элиот затормозил и вышел из машины. Эрнандес и я последовали за ним. Мы стояли на вершине отлогого холма, внизу раскинулся миниатюрный город.

Он сверкал ослепительной белизной и стройностью своих кварталов мог поспорить с военным кладбищем, но при всем том казался ненастоящим, напоминал декорацию или те изящно выполненные макеты, которые выставляют в сочельник в витринах больших магазинов. С места, где мы стояли, хорошо просматривалась центральная улица города: по обеим ее сторонам тянулись домики, походившие на ящики, покрашенные белой краской; в каждом домике была дверь и одно окно; каждый был огорожен невысоким остроконечным штакетником. Вдоль тротуаров были высажены, через равные интервалы, молодые деревца, дающие тень; все они были одной высоты и одинаково подстрижены.

Улица выходила на площадь, на которой стояла башня с часами, господствовавшая над городом.