Это обстоятельство хорошо известно «разуму», который отвергает чудеса, а потому и зеркало: «Некоторые философы решительно советовали не смотреться в эту воду, ибо у человека, увидевшего себя и мир опрокинутым, легко может закружиться голова» (с. 268); «многие теперь, глядясь в нее [воду], чувствовали злобу и раздражение, ибо противно всякому человеческому достоинству, разуму и с трудом накопленной мудрости видеть всю природу и особенно себя опрокинутым вниз головой» (с. 295). «Разум» восстает против зеркала, которое представляет нам не мир, а образ мира, дематериализованную материю, короче говоря, противоречит закону непротиворечивости.
Говоря точнее, у Гофмана с миром чудесного связан не сам взгляд, а символы непрямого, искаженного, извращенного взгляда, каковыми являются очки и зеркало. Сам Джильо противопоставляет два типа видения, равно как и их связи с миром чудесного. Когда Челионати заявляет Джильо, что тот болен «хроническим дуализмом», Джильо не приемлет это выражение из-за его «аллегоричности» и так определяет свое состояние: «я страдаю только болезнью глаз, которую нажил себе тем, что слишком рано начал носить очки» (с. 324). Когда мы смотрим сквозь очки, то открываем иной мир, а наш нормальный взор искажается; это расстройство сходно с недугом, причиняемым зеркалом: «По-видимому, в моем хрусталике что-то сдвинулось, ибо, к сожалению, я часто вижу все наоборот» (с. 324). Обычный взгляд открывает нам и обычный мир, лишенный каких бы то ни было тайн, а косвенный взгляд представляет собой единственный путь к чудесному. Но это преодоление видения, эта трансгрессия взгляда, не является ли она в то же время его символом и как бы самой лестной похвалой ему? Очки и зеркало становятся образом взгляда, который отныне уже не является простым средством привязки глаза к некой точке в пространстве, теперь это не чисто функциональный, прозрачный и переходный взгляд. Эти предметы — в некотором смысле материализованный, непрозрачный взгляд, квинтэссенция взгляда. Та же плодотворная двусмысленность присутствует и в слове «визионер» (visionnaire); это человек, который видит и не видит, представляя собой одновременно и высшую степень, и отрицание видения. Вот почему, воздавая хвалу глазам, Гофман уподобляет их зеркалам: «В ее глазах [феи, наделенной большой магической силой] отражается ваше восхитительное любовное безумие, узнает в них себя и радуется себе»(с. 285).
«Принцесса Брамбилла» не единственная сказка Гофмана, в которой доминирует тема взгляда: его произведения буквально наводнены микроскопами, лорнетами, настоящими и фальшивыми глазами и т. р. Впрочем, Гофман не единственный сказочник, чье творчество позволяет нам установить связь рассматриваемой группы тем со взглядом. Однако следует соблюдать осторожность в установлении подобного рода параллелей: если в тексте появляются слова «взгляд», «видение», «зеркало» и т. п., это еще не значит, что перед нами вариант «темы взгляда». Кто считает именно так, тот придерживается мнения о том, что каждая минимальная единица литературного дискурса имеет один единственный определенный смысл, но именно такое мнение мы отвергаем.
По крайней мере у Гофмана наблюдается совпадение между «темой взгляда» (в том виде, в каком она фигурирует среди наших дескриптивных терминов) и «образами взгляда», представленными в самом тексте; именно в этом отношении его творчество является особенно показательным.
Мы также убедились в том, что первую группу тем можно охарактеризовать разными способами в зависимости от избранной точки зрения. Но прежде чем выбрать тот или иной из этих способов или даже просто уточнить его, необходимо рассмотреть другую группу тем.
8. ТЕМЫ
В романе Бальзака «Луи Ламбер» представлено одно из самых глубоких исследований тематики, названной нами «темы Л». В Луи Ламбере, как и в рассказчике из новеллы «Аврелия», воплощены все принципы, вытекающие из нашего анализа. Ламбер живет в мире идей, но идеи в нем становятся ощутимыми; он исследует невидимое подобно тому, как другие исследуют таинственный остров.