Читаем Введение в философию желания полностью

Теория практического разума, основанного на идентичности, автором которой является американский философ Дэвид Веллиман, утверждает класс оснований к действию, которые выражают самоконцепцию или «практическую идентичность», некое описание, с помощью которого вы оцениваете свою жизнь как стоящую того, чтобы ее продолжать, а действия – как стоящие того, чтобы их совершать.

Веллиман приходит к новому пониманию желания, отвечая на вопрос, как возможна автономия действий человека, коль скоро он действует, подчиняясь своим мотивам. Американский философ создает теорию «agency», утверждая не метафизическую, но эпистемическую свободу агента действия[106]. Он полагает, что мы сможем понять, как автономия может сосуществовать с причинностью, только если мы поймем, как возможно спонтанное самопонимание, потому что автономное agency укоренено именно в самопонимании. Задача автора: показать, что мотивационная система может быть и руководимой разумом, и автономной.

Рефлексию он объясняет так, что мы желаем сначала понимать, что мы делаем, а уже затем – почему. Автор изменяет традиционную концепцию размышления (deliberation). Традиционно размышление рассматривается как реактивное, т. е. как расчет агента, что делать с данным predicament. Но в действительности predicament нам не дан, напротив, мы создаем то, что нуждается в рассмотрении. Прямая цель размышления (deliberation) – создание predicament. Природа размышления – творческая, а не реактивная. Можно проиллюстрировать это на примере размышления человека по поводу возникших в его жизни трудностей. Человек при этом задумывается не над вопросом: «Как я буду решать мою проблему?» и даже не над вопросом «В чем моя проблема?», а он, на самом деле, спрашивает: «Какой будет моя проблема?» («Что я обозначу как проблемное для меня?») (Ibid, р. 9)[107].

Цель автора: продемонстрировать то, что быть побужденным к действию желаниями и уверенностями, равно решению действовать в соответствии с резонами. «Мотив» у Веллимана означает «основание» (reason), а «быть мотивированным» – «решить»: «Когда мы говорим, что человек был мотивирован конкретными желаниями и уверенностями, мы имеем в виду, что он распознал эти мотивы, определил их как основания к действию и, как следствие, решил действовать» (Ibid, р. 11). При этом автор настаивает, что чувствовать желание – это не то же самое, что распознавать его ретроспективно.

Удачная ретроспекция желаний и уверенностей обычно требует, чтобы вы вначале избрали контекст и затем спросили себя, что вы думаете или чувствуете по этому поводу. И действительно, очень часто бывает так, что человек испытывает «смутное» желание, например, съесть что-нибудь вкусное, но не знает, что конкретно. Он начинает спрашивать себя: «Я хочу апельсин?», «Я хочу круасан?», «Я хочу глоточек Irish Cream?» до тех пор, пока желание не будет «удовлетворено» репрезентацией. Ясно, что говорить о сугубо субъективных рамках желания здесь не приходится. Культура, общество дают нам знание о круасанах, апельсинах и ирландском ликере. Можно сказать, что в рождении, существовании и выборе желаний принимает участие весь мир.

Следует поэтому говорить не о метафизической свободе выбирать, а об эпистемической свободе. Так, например, когда мы приходим в ресторан и изучаем меню, то, как правило, мы затрудняемся сказать, что именно мы хотим из предлагаемого нам. Официант, подошедший к нашему столику через какое-то время, просит нас сделать заказ, иными словами, заставляет нас захотеть что-то конкретное, ведь только в этом случае возможно обслуживание. И мы выбираем. «Наш выбор – демонстрация эпистемической, а не метафизической свободы», – считает Веллиман (Ibid, р. 158). Мы придумываем наше последующее действие без того, чтобы быть зависимыми от наших мотивов, но мы не можем ничего изобрести до тех пор, пока у нас нет адекватных мотивов к изобретению этого. «Мы свободны от того, что мы хотим, но мы не свободны от самого желания, точнее, от нашего представления о собственном желании. Именно в этом и только в этом смысле мы рабы наших желаний» (Ibid, р. 160).

Наше будущее поведение открыто в том смысле, что мы можем изобрести его по своей воле. Но мы имеем право изобретать наше будущее по своему усмотрению только потому, что это поведение будет определено нашей концепцией этого поведения, и коль скоро наше поведение концептуально определено, в свою очередь, тем, как мы хотим видеть наше будущее, – поведение само по себе полностью детерминировано. Так, мы всегда делаем то, что мы хотим по разным причинам сделать более всего. По мнению американского философа, мы хотим совершения наиболее понятных действий, действий, наиболее соответствующих нашей автоконцепции. И в этом смысле, наше поведение полностью определено нашими мотивами к именно этому действию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука