Если любовь (по определению Гильдебранда) – «ценностный ответ», тогда должен существовать «вопрос» или «задача», на которую получен этот «ответ». Что же служит этой задачей? Если мы полюбили, признали ценность Другого, его принципиальную незаместимость, то это произошло лишь потому, что мы ждали
Встречи. Мы готовы были высоко ставить определенные качества личности прежде, чем встретили конкретную личность – носителя этих качеств. Мы желали любить, уважать и почитать некоторые особенности и свойства характера или внешности, что означает способность отличать одно от другого, предпочитать одно другому, выбирать одно, а не другое. Именно желание как «ценностная задача» и делает возможным «ценностный ответ» любви. В любви мы находим то, что искали. Мы потому можем очень хорошо понимать, ясно осознавать ценность и уникальность Другого, но – при отсутствии желания – не любить этого человека.Осознавать ценность и любить – не одно и то же. Любить всегда – иметь желание. Где желание – особый духовный труд выделения, вычленения, избрания «этого» из всего «другого», готовность и способность отстаивать свое видение Другого как уникального и неповторимого Другого. Поскольку желание всегда объектно специфицировано, любовь и находит в конкретном
человеке того идеального Другого, к которому стремило субъекта его желание (чудесная способность желания знать благо до того, как его собственно узнали/получили во владение).С другой стороны, желая, мы рискуем («трехсторонность» желания, соединяющего личностное, родовое и трансцендентное
). Желание есть всегда Удивление, поскольку тот, кого мы ждали, оказывается иным. Черты, которые мы уже готовы были любить и уважать, неожиданно поражают нас своей уникальностью, единственностью, исключительностью. Лицо Другого излучает «мерцание» – в том смысле, что мы видим этого человека, и, в то же время, видим идеального человека в нем. Но только метафизическое желание позволило нам увидеть в «Ты» – «Он», увидеть в лицах других «следы», по которым, – как считал Э. Левинас, – следуют за намеренно оставившим их Богом.Не смотря на существующие различия, полное противопоставление любви и желания представляется мне искусственным. Нельзя сводить любовь к желанию, но не получается совершенно освободить любовь от него, также, впрочем, как и «избавиться» от любви при определении желания. Любовь – это цель полноценного («личного») желания. Любовь рождается не вынесением желания за скобки, не отсечением желания, не отсутствием желания. Любовь является некой совершенной формой желания, в коем предмет и объект максимально совпадают. И желание, и любовь, рождаются от объекта
, что отличает их от потребности как порождения субъективности. Кажется, что «обретшее меру желание» и «обретшая меру любовь» – описывают один и тот же феномен. У желания и у любви одна цель – Полнота, Вечность, Личность. Желание и любовь связаны так, как связаны «ценностная задача» и «ценностный ответ» (второй термин принадлежит Гильдебранду). Первое – поиск и динамика. Второе – остановка и состояние. Можно даже говорить о некоем «круге»: желание – призвание – любовь – личность. Заслуживает особого внимания предположение о том, что желание и любовь всегда присутствуют в жизни личности, обретшей призвание.Желание и «голод личностного выбора».
Желание следует отличать от «голода личностного выбора». Поясню это на примере из художественной литературы. Голод личностного выбора испытывает принадлежащий к классу наиболее оплачиваемых людей Франции художник рекламы, герой романа Фредерика Бекбедера «99 франков», у которого есть все, но нет главного – полноценного свободного личностного желания: