Читаем Введение в философию желания полностью

Представление желание отношением позволяет обнаружить его миметическую природу. Особенно интересно в этом смысле постгегельянское направление во французской философии (А. Кожев, Ж. Ипполит, Ж-П. Сартр, Ф. Лакан, М. Фуко, Ж. Делез). В концепте миметического желания Гегеля, Кожева, Ипполита, Жирара миметическое желание определяется как: потребность подражать желанию Другого, потребность переживать желание Другого как свое; влечение к соответствию; взаимодействие с Другими по поводу репрезентации желаний, их распознавания, признания и обмена; идентификация субъекта в саморепрезентации его желаний; диалектическое единство «влечения к Другому», которое представляет из себя стремление раствориться в Другом, желанию которого подражают, и «влечения к Себе» как стремления к большей автономии через выявление Себя в желании как таковом.

Интересно, что большинство философов этого направления (представление желания отношением) стремятся доказать несводимость желания к природе (как физической, так и психической), что позволяет им расширить наше представление о человеческой свободе. Показательно, что противоречивая природа желания лучше и полнее всего «схватывается» диалектическими описательными моделями.

Несомненной заслугой последователей Гегеля следует считать отказ от объяснения действия с использованием только понятий уверенности, желания, намерения самого действующего, одного действующего. Если универсальным основанием человеческого желания является подражание, то любое действие есть на самом деле взаимодействие. Следует признать, далее, что модель рационального действия – сама является продуктом социальной жизни. Это не трансцендентность или априорно существующее клише действия. Такая модель корректируется всякий раз каждым новым успешным взаимодействием. Наши действия, в свою очередь, есть более или менее точное подражание этой модели, более или менее точное воспроизведение модели успешного взаимодействия. Мы действуем, подражая тем, кому повезло. Здесь, возможно, заключен ответ на вопрос о динамике социальных изменений, но это тема уже другого разговора.

Диалектическое взаимодействие понятий когнитивного и мотивационного, ментального и телесного, индивидуального и социального в концепте миметического желания, пример которого дают нам работы Гегеля, Кожева, Ипполита, Жирара, может стать отправной точкой поиска эффективных способов описания целостной природы человека, что так важно для философской антропологии. Более того, в понятии миметического желания разрешим, на мой взгляд, эпистемологически прочитываемый принцип дополнительности между такими классами понятий, одни из которых призваны раскрывать природу «субъективности», другие же – природу «объективности», принцип, овладение которым является центральной проблемой современной теории познания.


Выводы к главе. Обнаружение в истории философской мысли двух ясно вырисовывающихся линий понимания феномена желания (субстанциализации и антисубстанциализации желания) служит доказательством тому, что исследуемый феномен существует в двух взаимосвязанных, но, тем не менее, противоположных обличиях – в обличии качества личности и обличии отношения между людьми.

Желание явно выступает в двух взаимосвязанных, но тем не менее различных обличьях. Следует вести речь о двух функционально отличающихся друг от друга «желаниях». Есть желание, которое «строит» меня, собирает меня «в одну точку», совершенствует меня. И есть желание, которое выносит меня за мои собственные границы, расширяет меня вовне, создает отношение. Подтверждением этому служит тот факт, что в истории философской мысли желание осмысляется либо как характеристика субъекта (сознания, самосознания, мировосприятия человека), либо как характеристика отношения между людьми[67].

Можно заметить также и то, что желание рассматривается либо в рубрике «личная жизнь», либо в рубрике «общественная жизнь». В первом случае, уже вне зависимости от того, субстанциализируется желание или в нем распознают отношение, – к понятию обращаются, чтобы лучше понять человека. Во втором случае в желании видят некий социальный стереотип, образ жизни больших групп людей, проще говоря, обращаются к данному понятию для того, чтобы лучше понять общество[68]. Мы можем даже говорить о двух хорошо различимых «линиях» в понимании желания, которые условно можно обозначить как «желание «абстрактное» – желание «конкретное»» и «желание «индивидуальное» – желание «социальное»».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука