По Сартру, изначальная попытка постигнуть свободную субъективность Другого сквозь его объективность-для-меня есть
Что Сартр говорит о субъекте желания? Желает не «тело» человека, а его «Я». Желание – это «особая форма субъективности» (там же, с. 455). Поэтому сексуальное желание вызывает смятение и сопровождается смущением, что не так в случае с желанием поесть или посетить «rest-room». Ласка уподобляется особому языку, она есть фраза, и потому не имеет ничего общего с физиологией. Все в том, кого любят, приобретает символическое значение. Символизируется его тело и все вещи, которые ему принадлежат. Предметом желания становится и тело, и сознание того, кого желают. Желание поэтому – не просто чувство, но
Но желание обречено на неудачу, так как мы желаем владеть трансцендентностью Другого в качестве чистой трансцендентности и, тем не менее, как телом, чистой фактичностью. Мы хотим, чтобы тот, кого мы любим, был свободен, т. е. независим от нас, и хотим, чтобы он любил нас, т. е. желаем его зависимости от нас. А это недостижимо в принципе.
Предметом сартровского экзистенциального психоанализа становится индивидуальное человеческое поведение, определяемое желаниями. Желания связаны со своими объектами тремя видами отношений: человек желает
К такому заключению, на мой взгляд, нельзя было не прийти, коль скоро «свобода» представлена Сартром как «несвобода», ведь человек на нее «обречен», он в нее «вброшен». Свобода у Сартра сводится к способности отрицания. Свобода – не природное качество, но она рождается спонтанными выборами себя в процессе жизни. Быть свободным – «нестерпимая необходимость созидать свое собственное бытие до мельчайшей детали». И вот этот ужас, который позволяет лишенному сущности человеку следовать чему угодно, конечно же приводит к тому, что он постоянно искушается отказаться от свободы. Тем более, что организованный мир вокруг человека «иссушает» его, избавляет от необходимости создавать проекты и ставить цели. Мир превращает человека в
Эффектная на первый взгляд мысль Сартра на деле приведет к тому, что свобода будет отождествлена им со свободой выбирать. В отличие от Сартра, я полагаю, что личность рождается не простым выбором чего-то из многого, но выбором быть выше всех вообще выборов, кроме выбора собственной свободы; личность рождается не простым накоплением в себе избранных и предназначенных для развития способностей, но нацеливанием способностей на становление Личностью, подчинением всех способностей одной – способности быть Личностью.
Последним основанием личности Сартр считает совокупность выборов, которые делает человек. «Всякое для-себя есть свободный выбор; каждый из этих актов, от самого ничтожного до самого значительного, проводит этот выбор и проистекает из него; это то, что мы назвали нашей свободой. Теперь мы постигли смысл этого выбора: он есть выбор бытия, будь то прямо, будь то посредством присвоения мира, или скорее и то, и другое сразу. Поэтому моя свобода есть выбор бытия Богом, и все мои акты, все мои проекты проводят этот выбор и отражают его тысячами и тысячами способов, поскольку это есть бесконечность способов быть и способов иметь» (с. 690).