Читаем Введение в философию желания полностью

По Сартру, изначальная попытка постигнуть свободную субъективность Другого сквозь его объективность-для-меня есть сексуальное желание. Сексуальное желание Сартр просит не отождествлять с «психофизиологическими реакциями», связанными с устройством и функциями половых органов. Сексуальное желание – фундаментальная характеристика «бытия-для-другого», так как изначально и фундаментально человек есть существо сексуальное, т. е. «существо, которое существует в мире в связи с другими людьми» (Сартр, 2000, с. 452).

Что Сартр говорит о субъекте желания? Желает не «тело» человека, а его «Я». Желание – это «особая форма субъективности» (там же, с. 455). Поэтому сексуальное желание вызывает смятение и сопровождается смущением, что не так в случае с желанием поесть или посетить «rest-room». Ласка уподобляется особому языку, она есть фраза, и потому не имеет ничего общего с физиологией. Все в том, кого любят, приобретает символическое значение. Символизируется его тело и все вещи, которые ему принадлежат. Предметом желания становится и тело, и сознание того, кого желают. Желание поэтому – не просто чувство, но способ бытия, так как вместе с желанием изменяется и сознание, и соответствующий ему мир.

Но желание обречено на неудачу, так как мы желаем владеть трансцендентностью Другого в качестве чистой трансцендентности и, тем не менее, как телом, чистой фактичностью. Мы хотим, чтобы тот, кого мы любим, был свободен, т. е. независим от нас, и хотим, чтобы он любил нас, т. е. желаем его зависимости от нас. А это недостижимо в принципе.

Предметом сартровского экзистенциального психоанализа становится индивидуальное человеческое поведение, определяемое желаниями. Желания связаны со своими объектами тремя видами отношений: человек желает владеть х, сделать х, быть х. Но в конце концов Сартр сводит первые два желания к желанию быть, так как желание в его концепции всегда указывает на недостаток бытия. Но, несмотря на то, что человеку не достает «бытия», цели его вовсе не «материальны», а идеальны: желая вещи, человек открывает свое собственное бытие. Человеческая субъективность открывается через символизацию материальных качеств вещей. Вот почему, по мысли Сартра, овладение желаемой вещью не приводит к окончательному удовлетворению[65].

К такому заключению, на мой взгляд, нельзя было не прийти, коль скоро «свобода» представлена Сартром как «несвобода», ведь человек на нее «обречен», он в нее «вброшен». Свобода у Сартра сводится к способности отрицания. Свобода – не природное качество, но она рождается спонтанными выборами себя в процессе жизни. Быть свободным – «нестерпимая необходимость созидать свое собственное бытие до мельчайшей детали». И вот этот ужас, который позволяет лишенному сущности человеку следовать чему угодно, конечно же приводит к тому, что он постоянно искушается отказаться от свободы. Тем более, что организованный мир вокруг человека «иссушает» его, избавляет от необходимости создавать проекты и ставить цели. Мир превращает человека в любого. «Этот мир, увиденный через употребление, которое я делаю из велосипеда, автомобиля, трамвая… открывает мне облик, строго коррелятивный средствам, которые я использую, следовательно, облик, который он открывает всем» (с. 594). Сартр характеризует исторический процесс как непрестанную борьбу отрицающей силы индивидуума с мертвящей материей безликого множества, составляющего инертную серию, тиражирование действий, мыслей, чувств, институтов. Только личность вносит жизнь в распыленность массы, группы. Свобода – в том, чтобы выбирать самого себя в мире, каким бы этот мир не оказался.

Эффектная на первый взгляд мысль Сартра на деле приведет к тому, что свобода будет отождествлена им со свободой выбирать. В отличие от Сартра, я полагаю, что личность рождается не простым выбором чего-то из многого, но выбором быть выше всех вообще выборов, кроме выбора собственной свободы; личность рождается не простым накоплением в себе избранных и предназначенных для развития способностей, но нацеливанием способностей на становление Личностью, подчинением всех способностей одной – способности быть Личностью.

Последним основанием личности Сартр считает совокупность выборов, которые делает человек. «Всякое для-себя есть свободный выбор; каждый из этих актов, от самого ничтожного до самого значительного, проводит этот выбор и проистекает из него; это то, что мы назвали нашей свободой. Теперь мы постигли смысл этого выбора: он есть выбор бытия, будь то прямо, будь то посредством присвоения мира, или скорее и то, и другое сразу. Поэтому моя свобода есть выбор бытия Богом, и все мои акты, все мои проекты проводят этот выбор и отражают его тысячами и тысячами способов, поскольку это есть бесконечность способов быть и способов иметь» (с. 690).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука