Читаем Введение в философию желания полностью

Философия Кожева представляет современную либеральную концепцию индивидуального желания как основания социального и политического мира. Коллективная жизнь получает свою финальную цель и оправдание в способности распознавать и признавать индивидуальные желания. Индивидуальность сама по себе не понимается строго в терминах индивидуального желания, так как желание создает особую человеческую субъективность через признание другого желания и в признании себя другим желанием; индивидуальность получает свое полное выражение и удовлетворение только через участие в общественной жизни. В противовес взгляду на общество Гоббса, который полагал, что общество создано как ограничитель естественно враждующих желаний, Кожев считает, что общество способствует выражению и удовлетворению желаний. Конец истории, удовлетворение желания, заключается в успешном распознании/признании индивидуальности каждого каждым другим.

В философии Александра Кожева меня заинтересовало, прежде всего, обращение к желанию как к весьма значимому и продуктивному началу человеческой жизни, прочтение желания как указания на свободу человека. Заслуживает пристального внимания попытка Кожева отличить желание от потребности, представить его как достояние человеческого духа и как противоречие. Интересно, что намерение и вера включены в концепцию «жаждущего выражения и признания другими» желания. Важно также то, что Кожев различает в желании функцию созидания человеческой субъективности и функцию отношения к Другому. Примечательно также определение зависимости желания от контекста, историцизм в понимании мотивационной сферы человека.

Желание как самосознание в Другом (Ипполит)

В философии Ж. Ипполита желание также представлено как отношение. Французский философ полагает, что «беспокойство» человека, его опыт времени обостряются через узнавание Другого. Только как социальное существо может познать человек то, что Жизнь «присущностна» его собственным проектам (гегелевская тема борьбы между Жизнью и Смертью), и что именно страх перед смертью создает индивидуальность (воля рискнуть Жизнью). Абсолютное знание смерти усиливает субъективное знание ограниченности времени. Через соотнесенность с Другим субъект узнает также, что существует не все время: «Жизнь есть тревога, беспокойство самости, которая себя потеряла и нашла снова в своем изменении. Самость никогда не совпадает с собою, так как она всегда в Другом, чтобы быть собою»[64] (Hyppolite, 1974, р. 250).

Ипполит открыто признает это вечное несовпадение субъекта с самим собой и с Другим. Абсолютное совпадение самости и ее «альтерната» – неосуществимый проект, но это то, что продлевает самость, продлевая её способность быть другой. Ипполит помещает это несовпадение или беспокойство в самый центр бытия, утверждая приоритет Становления над Бытием, или, точнее, переосмысляя Бытие как движение Становления. Обоюдное желание становится средством постижения этой вечности. Ипполит говорит об идентичности желания и концептуального мышления: «Концепт обладает неограниченной властью, так как подтверждает себя в других. Это универсальное, которое обнаруживается в частном… это любовь, которая предполагает вечное преодоление двойственности… Концепт есть ничто иное, как самость, которая остается собой в своем изменении, самость, которая существует только в своем самостановлении (Ibid, р. 147).

«Желание определяется необходимостью Другого» (р. 162), и все же этот Другой все время преодолевается, когда самосознание открывает его не как ограничение своей свободы, но как её условие. Самость и Другой не обозревают друг друга, фиксируя все то, что происходит в каждом из них в процессе этой «трансакции», они желают друг друга, так как только через желание и в желании тело другого становится выражением искомой свободы. Проект желания – найти «внешность» Другого, его тело, «залитое» свободой (сознания). Желание есть экспрессивность тела, которое свобода сделала своим манифестом. «Внешность» другого при этом смягчается, если не преодолевается, так как тело дает жизнь сознанию, становясь парадоксальным бытием, которое поддерживает и выражает отрицание (сознание). В этом смысле желание есть воплощение свободы, и взаимное желание становится началом вечного обмена.

Самопреодоление или внутреннее отрицание требует взаимного отношения и признания между самостями. Цель желания, по Ипполиту, «призвание человека – найти себя в бытии, сделать себя бытийствующим». И эта цель «реализуется только в отношениях между самосознаниями» (р. 167). Признание есть «возвращение» самости после изменения, и это парадоксальным образом способствует осуществлению проекта автономии. Чем полнее «возвращена» (читай – отражена) эта самость, тем более она сможет охватить реальности, так как «возвращение» не есть отступление, но – экспансия, увеличение самостей во взаимном сочувствии, через установление и обнаружение отношений симпатии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука