Читаем Введение в философию желания полностью

Очень важно то, что Гегель не только отделяет желание от потребности и нужды, но рассматривает его как часть процесса развития самосознания. Гегель говорит о желающем по-разному самосознании. Разрешением содержащегося в самом желании противоречия иллюстрируются три стадии в развитии самосознания. Речь при этом идет о двух качественно различных желаниях – (1) желании вожделеющем, разрушающем и объективирующем Другого и (2) желании признающем, созидающем и субъективирующем Другого. На последней стадии «всеобщего самосознания» желание получает определение со стороны мышления, обретает свое собственное понятие.

Желание у Гегеля имеет черты мировоззрения, переход от одного желания к другому состоит в смене мировоззренческой перспективы, производимой по собственной воле желающего. Желание становится вместе с сознанием представителей обеих сторон отношения. Важно также и то, что свобода связывается с определенным типом желания. По настоящему свободным в отношении (и сексуального, и властного) желания может быть только признающий свободу Другого. Желание противоречиво, оно есть жертвенность покушения, утрата себя во имя того, чтобы себя найти, покорение Другого с целью его освободить.

Желание как создание отношения (Кожев)

Лекции А. Кожева о Гегеле[63] являются в одно и то же время комментариями на его работы и оригинальными трудами по философии. Кожев настаивает на том, что человеческая жизнь есть уникальная онтологическая ситуация, отличающая человека от мира природы. Гегелевская Феноменология становится для Кожева антропологией исторического опыта, в котором трансформация желания в действие и нацеленность действия на признание становятся молчаливыми фигурами всякого исторического усилия. Структуры желания, действия, признания и обмена обнаруживаются как универсальные условия исторической жизни. Модернизм, по Кожеву, начинается с отказа от телеологического плана истории и ведет к по-настоящему антропоцентрическому универсуму. Философ решается объявить гегелевскую телеологическую спекуляцию теорией человеческого действия (Kojeve, 1980, р. 258–259).

В Introduction 'a la lecture de Hegel Кожев заявляет об онтологическом различии между желанием – как достоянием только человеческим – и остальной природой. Человеческое сознание определяется им как вид бытия, чье становление происходит лишь в выражении. Желание при этом определяется как единственный способ, которым человеческий субъект может выявить и познать себя. Желание есть «начало Я, обнаруживаемое речью»; желание подталкивает лингвистического субъекта к самореферентности: «желание создает бытие Я и обнаруживает это бытие, подначивая его сказать «я» (Kojeve, 1980, р. 3).

Желание не просто не «натурально». Оно включает отражение себя самого. Человеческое желание, удовлетворение и саморефлексия неразрывно связаны друг с другом. Животное желание при этом – необходимое, но не достаточное условие для желания человеческого. Биологическая жизнь не может образовать необходимое значение человеческого желания, потому что последнее вырастает скорее из отрицания или трансформации биологического начала. В противоположность обычному представлению о том, что желание есть манифестация биологической потребности, Кожев объявляет желание трансцендентным биологии, если понимать ее как установленную систему природных законов.

Желание, таким образом, и создает, и выявляет субъективность. Чтобы достичь желаемого, мы должны выразить самое желание, где выражение есть инструментальный медиум, которым мы появляемся перед другими. Выражение, экспрессия есть также путь, которым мы определяем свое желание. Желание не связано с выражением так, что желание существует до выражения, а потом в выражении оно предстает перед нами. Напротив, желание рождается в выражении, самим выражением. Выражение есть часть процесса удовлетворения желания. Более того, определение желания как конкретного желания чего-то делает необходимым определение субъекта. Субъективность рождается и обнаруживается в формулировке «Я желаю X», через выражение этого конкретного желания. Субъективность не предшествует желанию, в котором она затем лишь отражается. Через желание определенного вида объекта субъект устанавливает себя как определенный вид бытия. Субъект есть его желание объекта или Другого; идентичность субъекта следует искать в интенциональности его желания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука