Введение в философию желания

Так рождается «признающее самосознание, которое созерцает в другом самого себя как «я», но и в самом себе созерцает непосредственно наличный, в качестве «я» абсолютно по отношению ко мне самостоятельный, другой объект». Снятие единичности самосознания было первым снятием; этим самосознание определено было как особенное». Не снятое полностью противоречие порождает влечение «показать себя в качестве свободной самости и для другого быть налицо как таковым», что названо «процессом признания».

«Вторая ступень развития самосознания имеет с самосознанием, образующим первую ступень его развития и его находящимся во власти вожделения, прежде всего общее для них определение непосредственности. В этом определении заключается огромное противоречие, а именно: так как «я» есть совершенно всеобщая, абсолютно-непрерывная, никакой границей не прерванная, для всех людей общая сущность, те обе связанные здесь друг с другом самости образуют единое тождество, так сказать, один свет и тем не менее в то же время представляют собой два «я», которые в совершенной косности и недоступности друг для друга существуют каждое как нечто в-самое-себя-рефлектированное, от другого абсолютно различенное и непроницаемое для него» (с. 240).

Форма противоречия состоит в том, что «оба находящиеся в отношению друг к другу, самосознающие субъекта, – потому именно, что они имеют непосредственное наличное бытие, – суть природные, телесные субъекты, существуют, следовательно, в виде вещи, подчиненной чуждой силе, и в качестве такой вещи вступают в соприкосновение друг с другом, но в то же время являются, однако, безусловно свободными и не должно обходиться друг с другом, как только с чем-то только данным в непосредственном наличном бытии, как с чем-то только природным. Для преодоления этого противоречия необходимо, чтобы обе противостоящие друг другу самости в своем наличном бытии, в своем бытии-для-другого полагали бы себя как то и взаимно признавали бы себя за то, что они есть в себе, или по своему понятию, – именно не только за природные, но и за свободные существа. Только так осуществляется истинная свобода, ибо ввиду того, что эта последняя состоит в тождестве меня с другим, я только тогда истинно свободен, если и другой также свободен и мной признается свободным. Эта свобода одного в другом соединяет людей внутренним образом; тогда как, наоборот, потребность и нужда сводит их вместе только внешне. Люди должны поэтому стремиться к тому, чтобы найти себя друг в друге» (с. 240).

Замечательно то, что Гегель четко различает желание и потребность. Потребность использует Другого. Другой для нее – лишь средство. Потребность, как нужда и несвобода, не может создать свободу. Свобода требует, чтобы самосознающий субъект не давал проявиться природности ни в себе, ни в других. Он должен относиться равнодушно к наличному бытию, т. е. в отдельных непосредственных отношениях с людьми и свою, и чужую жизнь «ставить на карту» для достижения свободы. Гегель считает, что «только посредством борьбы может быть завоевана свобода; одного заверения в том, что обладаешь свободой, для этого недостаточно; только тем, что человек как себя самого, так и других подвергает смертельной опасности, он доказывает на этой стадии свою собственную способность к свободе» (с. 240–242). Речь явно идет о Личности, понимаемой как то, что выше Природы.

Борьба за признание идет «на жизнь и смерть»: «каждое из обоих самосознаний подвергает опасности жизнь другого и само подвергается ей, но только как опасности; ибо в такой же мере каждое самосознание направлено и на сохранение жизни, как наличного бытия своей свободы. Смерть одного, разрешающая противоречие с одной стороны, абстрактным и потому грубым отрицанием непосредственности, оказывается, таким образом, с существенной стороны – со стороны имеющегося налицо признания, которое тоже при этом снимается, – новым противоречием, и притом более глубоким, чем первое» (с. 244).

Гегель разбирает далее «отношение господства и рабства» как содержащее в себе лишь «относительное снятие противоречия между рефлектированной в самое себя особенностью и взаимным тождеством различенных, обладающих самосознанием субъектов». В этом отношении непосредственность особенного самосознания снимается пока еще только со стороны раба и, напротив, сохраняется на стороне господина (с. 245).

«Согласно различию между рабом и господином, господин в рабе и в его службе имеет наглядное представление значимости своего единичного для-себя-бытия; при этом, однако, именно посредством снятия непосредственного для-себя-бытия это снятие выпадает на долю другого. Однако этот последний, т. е. раб, на службе у своего господина постепенно полностью теряет свою индивидуальную волю, свою самостоятельность, снимает внутреннюю непосредственность своего вожделения и в этом самоовнешнении и страхе перед господином полагает начало мудрости – переход к всеобщему самосознанию».