Введение в философию желания

Но желание есть трансформация объекта. Если бы желание не изменяло желаемый объект, если бы объект не изменялся, отражаясь в сознании человека, тогда желание имело ту же природу, что и объект, на который оно направлено, оно было бы «вещественным» и обнаруживало бы лишь животное «Я» (Kojeve, 1980, р. 5). Потому желание объекта есть, в конечном счете, желание Другого. Желание только тогда становится подлинно человеческим желанием, когда обращено не к натуральному объекту, но – к человеческому сознанию, «стоящему за» объектом или «свернутому в» объекте. Только в контексте Другого сознания может заявить о своей негативности сознание желающего. Желая дом или машину, место профессора в университете или разрешение полететь в космос, мы, на самом деле, желаем изменить желание Другого, перед лицом которого мы живем. Отражаясь в желании Другого, наше желание создает наше Я через отрицание или приятие того, что его удовлетворяет. Желающий не просто отражается в желании Другого. Движение желаний, ищущих отражения одно в другом, – подобно диалогу.

Отказываясь от мысли Гегеля о предзаданной телеологии желания, Кожев говорит о зависимости трансформационной силы желания от тех возможностей, которые предоставляет историческое время и общество для ее выражения. У желания нет предустановленной телеологической структуры. Желание – контекстно-зависимо, оно зависит от исторической ситуации, которая задает условия его выражения. Признание других через отрицание в них природы – есть историческое действие. Антропоцентризм Кожева приводит его к взгляду на желание как на негативную активность, которая лежит в основании всей исторической жизни. Желание являет собою онтологическое различие между сознанием и миром, которое, по мысли философа, не может быть преодолено.

Если для Гегеля желание есть негативная активность, что отличает и связывает сознание с миром, то для Кожева желание – негативная активность, через которую сознание объявляется вовне, является миру. В противовес Гегелю, который говорит о существующем изначально взаимообусловленном отношении субъекта и субстанции, Кожев оценивает сознание как создание такого отношения к миру через творческую активность человека.

Желание есть усилие обрести чистую свободу через отвержение чувственности. Если у Гегеля свобода обретается в осознании/признании детерминизма, зависимости, то Кожев говорит, что судьба человека заключена не в том, чтобы быть тем, чем он является, но в том, чтобы быть тем, чем он не является. Сознание проявляется скорее в трансцендировании, в поднятии над природой. Желание в этом смысле – инструмент свободы.

Желание, далее, есть само время. Универсальная форма Я как становления – не пространство, но – время. Желание есть Ничто, существующее во времени. Через свою направленность на полноту, заполненность, осуществление – желание рождает фигуру времени (Коjeve, 1980, р. 5). Время создается проектами людей. В этом смысле нет ничего кроме живого времени. Будущее рождается нашими желаниями, считает Александр Кожев (Kojeve, 1980, р. 134).

Желание есть некое «присутствие отсутствия» реальности (Kojeve, 1980, р. 134), когда отсутствие «знает», что ему не хватает. Желание есть предвосхищение как конкретный опыт будущего, который и обнаруживает сущностную «темпоральность» человеческого бытия. В отличие от абстрактного времени Феноменологии, «живое время» Кожева получает свое значение только в конкретных действиях, в которых темпоральность и возникает. Желание создает то, чего пока еще нет, отрицая настоящее, в котором нет желаемого. Субъективность желающего прочитывается Кожевым не как положение «ни здесь, ни там», но положение «между». Это бытие, спроектированное во время и бытие, которое проектирует время. Только человеческой субъективностью возможно время: «Существование Времени в реальном Мире называется Желанием» (Kojeve, 1980, р. 137–138).

Желания и личные намерения предполагают поиск признания. Общество рождается во взаимном распознавании желаний. Без мира Других желание не имело бы реальности (Kojeve, 1980, р. 9). История, по Кожеву, предстает скорее не как серия достижений, но как серия проектов. История – это цепь действий, в результате которых нечто создается из ничего. Кожев видит желание как активное отрицание, как свободный проект в поиске признания и, следовательно, исторической реальности. Если выбор есть манифестация, то выбор не может избежать распознавания. Все желание есть не просто желание признания, но и желание быть оцененным, желание ценности (Kojeve, 1980, р. 6). Каждый индивид желает признания своей ценности всеми другими членами сообщества. В этом смысле радикальная демократия могла бы стать формой признания ценности каждого человека, формой удовлетворения желания каждого, формой общественной интеграции желаний (Kojeve, 1980, р. 58).