Читаем Введение в философию желания полностью

Человек никогда не является самим собою, но всегда продлевает себя, а, значит, всегда – «за» собою. Он пребывает в своем будущем, он отвергает свое постоянство, за исключением постоянства своего желания, которое понимает себя как желание (р. 166). Постоянство желания – живой опыт вечности. Самосознание – это Желание в целом, и самосознание – концепт вечности, реализующий себя в сознании и сознанием (р. 166).

Если абсолют есть вечность, то желание – абсолютный импульс. Желание поэтому вовсе не устремлено к удовлетворению, более того, оно стремится сохранить себя как желание. Сознание живет и связывается с жизнью только неудовлетворенным желанием. Это определенная неудовлетворенность, намеренная неудовлетворенность, так как желание с самого начала представляет собой неосуществимый проект примирения идентичности и времени.

У желания всегда двойная цель: определенный объект (намеренностная цель) и устремленность к большей автономии (рефлективная цель). Парадоксальная проблема желающего сознания – как остаться собой в изменении себя. Другими словами, желанию всегда нужно что-то большее, чем самость, но оно всегда есть желание создавать и крепить самость. По причине двойственности цели всякая попытка изолировать «реальный» объект желания с необходимостью приводит к обману. Если кто-то сведет желание к обнаружению и отражению индивидуальности, то потеряет самое эту самость. Если кто-то заявит, что это объект вызывает желание, то он забудет об индивидуальности, которая порождает желание. Поэтому любая попытка выявить истинную цель желания с необходимостью ведет к обману. Желание всегда поэтому – необходимость полуобмана. Еоворя словами Ипполита, «желание – это всегда, в сущности, нечто другое, чем оно нам показывается» (р. 160–161).

Так как желание представляет собой, с одной стороны, желание саморефлексии и, с другой стороны, стремление сохранить себя как желание, саморефлексию следует понимать как форму желания. Желание – познавательное усилие к определению собственной идентичности. Вновь и вновь Ипполит утверждает, что желание и отражение – не взаимно исключающие термины. Желание само по себе может быть понято как «противоречивый проект жизни и отражения». Обозревать условия мысли, стать полностью существующим бытием через отражение жизни – эксклюзивная цель желания. Обман по необходимости появляется как функция перспективы, непреодолимого факта, что человеческое сознание никогда не может полностью обозреть условия своего собственного появления, притом, что только в акте «схватывания» сознание может стать частью процесса Становления.

Это несовпадение жизни и мысли, по Ипполиту, не должно становится причиной отчаяния. Желание отражать есть желание установить себя как отрицающее бытие. Желание пытается ускользнуть от смерти, подражая ее власти в отрицании позитивного бытия. Желание как категорическое отвержение детерминированного бытия является версией смерти. Ведь противостоять смерти можно лишь воспользовавшись ее собственным оружием. Человек может жить, лишь отрицая смерть, которую он видит в себе. Желание – это стремление выскользнуть из ограниченного, обреченного на смерть себя, ведь ограничение, предел – знак смерти (р. 28).

Желание – мысль о смерти, мысль, пронизывающая процесс создания автономии. В желании тело манифестирует себя как нечто большее, чем позитивное бытие, как бытие, ускользающее от вердикта смерти, наложенного на позитивную жизнь. Самость распространяет себя за позитивный локус тела через успешное соотнесение с доменом Другого. В желании самость не ограничивается позитивным бытием тела, но становится отношением, которое утверждает себя за границами себя.

Ипполит считает, что желание заявляет о себе как об обреченном на неудачу проекте, о проекте, который должен оставаться воображаемым – тема, которая будет развиваться затем Сартром на всем протяжении его творческой карьеры. То, что никто не может поддерживать жизнь после смерти, предполагает, что смерть должна быть поддерживаема в жизни: самосознание существует только в отказе быть. Но «этот отказ быть должен объявиться в бытии, он должен заявить об этом в жизни» (р. 167) Чтобы быть, свобода должна дать о себе знать, установить себя как существующую и обрести реальность через признание другими. Свобода и дает о себе знать в желании, проект которого обречен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука