Введение в философию желания

Сексуальное желание и есть воля к жизни. Шопенгауэр признается в этом прямо: «Именно эта внутренняя сущность и есть то, что лежит в основе нашего сознания, как его зерно, что поэтому непосредственно даже, чем самое сознание, и что как вещь в себе, свободная от принципа индивидуации, представляет собою единое и тождественное начало во всех индивидуумах, существуют ли они одновременно или приходят друг за другом. Эта внутренняя сущность – воля к жизни, т. е. именно то, что столь настоятельно требует жизни и жизни в будущем то, что недоступно для беспощадной смерти» (с. 404–405).

В Приложении к «Метафизике половой любви» Шопенгауэр дает оригинальное прочтение факта существования гомосексуального желания. И здесь «последним основанием оказываются цели рода», «хотя в данном случае они имеют чисто отрицательный характер и составляют лишь профилактические мероприятия природы», которая специально «извращает половой инстинкт» гомосексуалистов для того, чтобы «предотвратить наиболее гибельные последствия его», т. е. не дать дефективным людям возможность внести ошибку в родовую норму.

При такой картине совершенно непонятно, откуда с обязательностью берется страдание, на котором так настаивает Шопенгауэр, делая страдание чуть ли не основной характеристикой жизни. Все, о чем говорилось до этого, вселяет оптимизм. Если моя сущность – родовая, то какой еще сущностью я так страдаю оттого, что умру? Ведь дети мои мою сущность понесут далее, т. е. я бессмертен/бессмертна. Или я страдаю оттого, что мне нельзя уклониться от воли и ее предписаний? Но ведь мне дано удовольствие от исполнения своей же сущности. Странно то, что из самой системы не следует с необходимостью пессимистический вывод. Как мы узнаем, что любим не по своей воле? Если Воля к жизни составляет нашу сущность, то почему бы ей не обмануть нас «получше», чтобы мы не знали, что нас обманывают? Или, если мы видим обман, то эта воля не слепая, а злая и «зрячая». Или, если мы видим обман, то эта воля есть наша вторая сущность, и человек в результате понимается как не целостность с самого начала.

Таким образом, мы находим ошибку. Разводя желание и сознание/разум в предпосылках своего рассуждения, философ невольно признает наличие связи между желанием и личностью, между желанием и разумом в своих выводах. Не будь этой связи, человек бы не страдал. Индивид страдает после исполнения желания, поскольку личность его требует удовлетворения желания. Он страдает потому, что ожидает от объекта желания того, что может ему дать только совпадение объекта и предмета желания.

Шопенгауэр настроен пессимистически. Его Воля к жизни не может обрести себе лучшего состояния, нежели имеет. Поэтому для нее неизбежны «беспрерывные страдания и смерть индивидуумов». Освобождать ее от страданий предоставлено «отрицанию воли к жизни, посредством которого индивидуальная воля отрешается от ствола рода и прекращает в нем свое собственное бытие» (с. 405). Но ведь Шопенгауэр сам же доказывал, что свобода заключена в esse, потому человек никогда не захочет отпасть от рода, у него нет индивидуальной воли, как нет ее у воды или ветра. «Личности» у Шопенгауэра нет ни внизу, на земле, ни наверху, на небе. Передав желание «роду», философ лишил человека радости, а разум – созидательной активности.

Прочтение желания как необходимости, нахождение в нашем индивидуальном желании чужой воли всякий раз составляет угрозу для «личности». Концептуализация желания как несвободы создает трудности для концепта личности. Желание есть неповторимое личностное отношение, и поэтому оно не может быть передано Другому. Нельзя пожелать за Другого. Нельзя пожелать того же, что и Другой. Желание есть неповторимое отношение, где неповторимость складывается или создается уникальностью встречи двух личностей.

Желание как «жизненный порыв» (Бергсон)

Бергсон нигде в своих работах не говорит о желании непосредственно, но вводимые им понятия жизненного порыва и творчества близки по смыслу рассматриваемым в тексте понятиям потребности и желания.

Причиной развития жизни Бергсон считает жизненный порыв. При этом причину он понимает не как толчок, в котором количество и качество действия изменяются вместе с количеством и качеством причины, не как разряд, при котором ни качество, ни количество действия не меняются с качеством и количеством причины, и действие остается неизменным (искра – взрыв пороха), но как развертывание (аналогия – ослабление пружины, заставляющее вращаться фонограф), при котором количество действия зависит от количества причины, но причина не влияет на качество действия (с. 130). Именно жизненный порыв – глубинная причина всех эволюционных изменений.