Читаем Введение в философию желания полностью

В организме жизнь проявляется как определенное усилие, нацеленное на то, чтобы добиться чего-то от неорганизованной материи, при этом инстинкт и интеллект, эти две «формы психической деятельности» представляют собой два различных «метода действия на инертную материю» (с. 167–175). По сравнению с инстинктом интеллект, по мысли Бергсона, – орудие несовершенное, его можно получить лишь «ценой усилия». Им почти всегда трудно пользоваться. Но, «созданное из неорганизованной материи, это орудие может принимать любую форму, служить для какого угодно употребления, выводить живое существо из всякого вновь возникающего затруднения и увеличивать безгранично его возможности. Уступая природному орудию при удовлетворении непосредственных потребностей, оно имеет перед ним тем больше преимуществ, чем менее насущна потребность. В особенности же оно влияет на природу создавшего его существа, ибо, призывая его к выполнению новой функции, оно дарует ему, так сказать, более богатую организацию, будучи искусственным органом, продолжающим естественный организм. Для каждой удовлетворяемой им потребности оно создает новую потребность, и, таким образом, не «замыкая», в отличие от инстинкта, круг действия, в котором животное должно двигаться автоматически, оно открывает этой деятельности безграничное поле, толкая ее все дальше и дальше и делая ее все более и более свободной» (с. 213–214) (подчеркнуто мною – А.М.). Интересно, что работа интеллекта заключается в создании новых потребностей. Судя по тому, что вновь созданные потребности четко отделяются от «непосредственных» и «данных природой» потребностей, можно сказать, что здесь речь идет все же о желаниях. Не различение желаний и потребностей мешает Бергсону провести четкую грань между инстинктом и интеллектом.

Но к какому «способу психической деятельности» (как называет интеллект и инстинкт Бергсон) может быть отнесено желание? По всей видимости, желание занимает «срединное» положение между интеллектом и инстинктом. Если воспользоваться тем, как Бергсон различает инстинкт и интеллект, то можно сказать, что желание роднит с интеллектом то, что, благодаря и тому, и другому, человек обретает возможность бесконечного творчества и свободы. Интеллекту никогда не обеспечен непосредственный успех, его работа, в отличие от инстинкта, создает ситуации риска. То же самое можно сказать и о желании. Если интеллект направлен скорее к сознанию, а инстинкт – к бессознательному, то желание и сознательно (у него есть своя логика), и бессознательно (нельзя приказать желанию или заставить себя желать). В двойственности природы желания – его ценность как хранителя единства и целостности человека. Бергсон везде на протяжении своей работы говорит о необходимости возвращения человеку утраченной целостности, поэтому призыв философа доверять интуиции и гармонизировать интеллект инстинктом может быть прочитан, как призыв доверять желанию и развивать способность желать.

Инстинкт есть «врожденное знание вещи», интеллект – «способность фабриковать неорганизованные, то есть искусственные орудия». Двойственное по природе желание всегда знает «за нас» и «лучше нас», что составляет наше счастье и благо, но оно при этом способно творить новые миры. И все же желание ближе по смыслу к интеллекту: «С того дня, как интеллект, размышляя о своих действиях, начинает рассматривать себя как созидателя идей, как способность получать представление в целом, нет больше предмета, идею которого он не хотел бы иметь, пусть даже этот предмет и не связан непосредственно с практическим действием. Вот почему мы говорили, что существуют вещи, которые только интеллект может искать. В самом деле, лишь он один заинтересован в теории. И его теория желала бы охватить не только неорганизованную материю, с которой он естественным образом связан, но также жизнь и мышление» (с. 239). «Размышляющий интеллект – это такой, который, помимо практически полезного усилия, имеет еще излишек силы для иных затрат» (с. 231). Здесь Бергсон обнаруживает проблему. «Есть вещи, – говорит он, – которые способен искать только интеллект, но сам он никогда их не найдет. Их мог бы найти только инстинкт, но он никогда не будет их искать» (с. 224). На протяжении всей работы Бергсон стремится обосновать этот вывод. Речь идет о радикальной несовместимости интеллекта с инстинктом и о невозможности для первого вобрать в себя второй.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука