Читаем Введение в философию желания полностью

Бергсон считает, что в глубине жизни существует «усилие», направленное на то, чтобы «прививать к необходимости физических сил возможно большую сумму неопределенности». При этом «все происходит так, как будто бы усилие имело своей целью лишь наилучшее использование предсуществовавшей энергии, которую оно находит в своем распоряжении» (с. 154). Остановимся на этом моменте в рассуждениях французского философа. Он вносит некую двусмысленность в определение изначального жизненного порыва. Оказывается, что есть «предсуществовавшая энергия», физические силы, которыми распоряжается «порыв» или «усилие». Если в «исходной точке» существовала полная гармония, тогда что же заставило «порыв» раздваиваться на линию «накопления энергии» (растения) и линию «растраты энергии» (животные)? Почему «растительное оцепенение», «инстинкт» и «интеллект», которые в изначальном жизненном импульсе совпадали, по мере своего роста разделились, представляя теперь собой не три последовательные ступени развития одной и той же тенденции, отличающиеся между собой в интенсивности или степени, но три отличные по своей природе расходящиеся направления одной деятельности? По-видимому, ответ следует искать в производимом французским философом противопоставлении «жизни в целом», которая является подвижностью и непрерывным творчеством, – ее «частным проявлениям», которые приобретают подвижность «лишь поневоле и постоянно отстают от нее». Предлагается образ эволюционного развития жизни: «Эволюция в целом совершается, насколько это возможно, по прямой линии, каждая частная эволюция – процесс круговой. Как облака пыли, поднятые струею ветра, живые существа вращаются вокруг себя, увлекаемые великим дуновением жизни» (с. 157). Таким образом, Бергсон различает акт, путем которого жизнь идет к созданию новой формы, и акт, в котором эта форма обрисовывается. Перед нами различные и часто противодействующие движения внутри одного процесса. И хотя речь у Бергсона идет о распадении единого порыва на «линию» растений, «линию» животных и «линию» человека, очень важным представляется то, что порыв вообще, творческий акт как таковой представлен как конфликт или даже противоречие.

Действительно, каждому человеку знакома ситуация, когда общее желание блага противоречит какому-то конкретному «здесь и теперь» желанию блага. Общее желание человека (желание в широком смысле, желание как качество личности и один из главнейших признаков целостности человека) всегда направлено на благо. Но ведь и всякое конкретное желание нацеливает человека на благо. В философии обычно противоречивость и нелогичность желаний принимают как не требующий объяснения факт. Так, современный американский философ Джон Сёрл считает, что именно это и отличает желание от намерения: человек может испытывать одновременно несколько несопоставимых желаний, и это не основание считать его нерациональным агентом, но невозможно иметь два или более противоречащих друг другу намерения. Нельзя одновременно намереваться х и намереваться не-х, но можно одновременно желать, чтобы х и желать, чтобы не-х. Дело, по-видимому, в том, что наличие одновременных «желания, чтобы х» и «желания, чтобы не-х» – признак неразвитости способности желать или признак отсутствия полноценного желания. Существует определенная зависимость между неполнотой желания и незрелостью личности.

Функцией жизни является «внедрение в материю неопределенности». Эволюция жизни ведет ко все большему накоплению неопределенности, которая понимается Бергсоном не как хаотичность и неорганизованность, но как отсутствие данного заранее плана, что создает свободу выбора и подлинного творчества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука