Введение в литургическое богословие

Методологический принцип, которому мы будем следовать, естественно вытекает из всего нашего предшествующего анализа как происхождения, так и развития устава. Если из Типикона, каким он дошел до нас, выделить все то, что было внесено в него после IX–X веков, то есть в эпоху уже завершенной общей его формы и структуры (а это сделать не трудно, поскольку процесс этого внесения сравнительно хорошо засвидетельствован в многочисленных дошедших до нас рукописях), то остаются три основных пласта, соответствующих трем проанализированным нами пониманиям или восприятиям «закона молитвы». Это, во-первых, устав, восходящий, как мы пытались показать, к синагогальной, иудеохристианской первооснове христианского культа. Во-вторых, это те элементы, которые связаны с новым «мирским» литургическим благочестием и так или иначе укоренены в новом соотношении Церкви и мира, созданном обращением Константина. И это, наконец, пласт монашеский. Задача историка состоит в том, чтобы, с одной стороны, определить каждый из этих пластов в отдельности, а с другой, раскрыть соотношение их в конечном синтезе, в одном замысле или уставе. Задача трудная, потому что эти три пласта были не просто «сцеплены» один с другим в некоем механическом соединении, а претворены в подлинный синтез и, значит, изменены в соответствии с общим замыслом, общим богословием устава. Однако без хотя бы гипотетического решения этой задачи и историческое, и богословское изучение устава лишается какой бы то ни было перспективы.

2. На первом месте стоит, таким образом, вопрос о первохристианском, или доконстантиновском, пласте нашего устава. В самой общей форме вопрос этот можно сформулировать так: что в современном «законе молитвы» Церкви должно быть отнесено к этому первоначальному пласту? В главе, посвященной происхождению устава, нам важно было показать укорененность самой идеи (то есть структуры, строя) устава в изначальном lex orandi, а также самую общую связь этого строя с синагогальным литургическим преданием. Теперь мы можем уточнить это описание на основании памятников III века, то есть эпохи, когда литургическую жизнь ранней Церкви можно считать достаточно определившейся, но когда еще не началось действие в ней факторов, связанных с переломом IV века. Наш краткий анализ естественно распределить по уже знакомой нам схеме, рассматривая три цикла богослужения времени, – с одной стороны, их соотношение с Евхаристией, Таинством Церкви – с другой.

В богослужении суточного круга нужно выделить две основные службы: вечерню и утреню, как относящиеся несомненно к доконстантиновскому пласту устава и по своему месту в общем строе богослужения, и по своей литургической структуре. О первоначальном ядре этих служб мы знаем теперь гораздо больше, чем во времена Дюшена и Батиффоля. Знанию этому помогли больше всего методы сравнительной литургики, а также все углубляющееся изучение синагогального богослужения. По словам автора одного из последних исследований истории утрени Ж.-М. Хансенса, «теорию об их монашеском и местном происхождении в IV веке следует признать неприемлемой»[203]. В современном строе вечерни и утрени к этому первоначальному пласту относятся, прежде всего, те три основных элемента, сочетание которых и составляет их устав: это а) псалмопение, б) материал евхологический и в) пение гимнов. Эти три элемента в той или иной мере восходят к синагогальному богослужению. От синагоги был заимствован, прежде всего, сам принцип литургического употребления Псалтири с его выделением определенных псалмов и их приурочиванием к тем или иным моментам богослужения. Можно думать, что заимствованы были также и некоторые группы псалмов – например, «хвалитные» псалмы на утрене, «самый универсальный из всех обычаев», по выражению отца сравнительной литургики А. Баумштарка[204]. По свидетельству памятников, утреннее и вечернее богослужение Церкви развилось вокруг некоторых псалмов или групп псалмов. На утрене это 62-й псалом (утренний), а на вечерне – «вечерний» 140-й. К ним можно прибавить уже указанные «хвалитные» псалмы (148-й, 149-й, 150-й) на утрене и «светильничные» (14-й, 141-й, 161-й, 129-й) на вечерне. Эти псалмы до сих пор составляют скелет неизменных частей суточных служб. В том, что касается способа исполнения псалмов, то здесь еще не закончен спор между сторонниками теории музыкальной зависимости ранней Церкви от синагоги и теми, кто думают, что первоначально псалмы читались (наряду с пророчествами) и только позднее, в начале III века, в результате борьбы с гностической гимнографией, стали восприниматься как «песнь Церкви»[205]. Так или иначе, но наличие псалмопения как основы суточных служб в доконстантиновском уставе не подлежит сомнению.