Но вдумаемся: быть внимательным – значит сосредоточенно рассматривать, сосредоточенно слушать? А не сказать ли вам сказочку про белого бычка или, лучше, про барана и новые ворота. Ведь баран тоже их рассматривает. Можно ли сказать, что он внимателен? И является ли само рассматривание или вслушивание той целью, для которой служит внимание?
Ведь получается, что задача внимания – заставить меня сосредоточить «всю свою активность» на восприятии.
А если задача внимания – извлечь из воспринятого то полезное, что оно в себе несет? Тогда, ограничив свое понимание только самим восприятием, я отсекаю значительнейшую часть понятия о внимании и удаляю ее из рассмотрения, наверное, чтобы было попроще.
Сам Соколов завершает свои примеры утверждением:
Так что оказывается итогом работы внимания – ясность восприятия предмета или же понимание? И если, благодаря вниманию, мы приходим к пониманию, то восприятие вполне служебно, а основная работа внимания идет далеко за теми пределами, до которых нам удается в своем самонаблюдении отследить восприятие.
Мы не внешний предмет видим ясно, мы, благодаря вниманию, обретаем ясное понятие о предмете!
Поэтому, хотя определение Соколова и выглядит классическим, поскольку, как это показали словари, и век после него психологи придерживаются такого же мнения, все же оно неверно и недостаточно:
Внимание лишь начинается с восприятия, но затем оно уходит в ту часть сознания, где из воспринятого творится понятие, и принимается перебирать все сходные понятия, чтобы собрать из них некое обобщение.
А мы считаем, что внимание ослабло, и прикладываем силу, чтобы заставить его удерживаться на уже понятой и совершенно бессмысленной пустышке, которую подсунули нашему восприятию экспериментаторы.
Все психофизиологические эксперименты со вниманием, начиная с исследований Вундта, которые он начал еще в середине девятнадцатого века, глупы, поскольку насилуют внимание, не поняв его. И это делает их скучными для того самого внимания. Чтобы изучать такие явления, их надо понимать. Это очень похоже на то, как переводят философские тексты, не понимая философа.
Переводов много, а взять из них нечего, как будто их писал дурак, а не мудрец. Они пустые и скучные. Почему? Да потому, что переводчики просто не поняли того, кого переводили.
Тем не менее слабость фундаментальной теории еще не означает, что Соколов не был тонким наблюдателем, а его сочинения не полезны для прикладного использования.
Глава 3. Психология для педагогов
Слабость психологии той поры, когда работал Соколов, не означает, что он был неумным человеком или был лишен наблюдательности. Учебник Соколова, в отличие от учебника Каптерева, строится точным рассуждением и все рассуждения выводятся из задач педагогики.
Он исходно определяет педагогику как науку о духовном питании – вос-питании, то есть питании вверх. Духовное – предмет психологии, поэтому
И что важно, внимание появляется сразу же вслед за определением педагогики и психологии как одна из основ всего воспитания:
Очевидно, что в понимании значения внимания для воспитания, а значит и значения психологии внимания, Соколов близок к Ушинскому. И что приятно, Соколов вводит различение теории и прикладной работы: