Положение понемногу выправляется (в США федеральные агентства больше не финансируют клинические испытания на людях, если в числе участников нет женщин273, а Национальные институты здравоохранения теперь проводят политику увеличения включенности в доклинические исследования самок животных274 и их клеточные колонии), но впереди еще долгий путь. Многие ведомства до сих пор финансируют исследования, ограничивающиеся изучением только мужских особей, академические журналы с готовностью публикуют их, и во многих научных дисциплинах такое положение вещей все еще норма. Вот и многие биомедицинские периодические издания до сих пор не требуют от своих авторов не то что включать в исследования женских особей животных275, а даже указывать пол подопытных[104]. Основательные, корректно проведенные эксперименты на женщинах по-прежнему высокозатратны как по времени, так и финансово, а их результаты, как правило, толковать труднее, чем итоги исследований, в которых были задействованы только мужчины. Таким образом, когда научная карьера больше зависит от твоей «публикационной скорострельности», чем от надобности обстоятельно отвечать на поднимаемые вопросы, женщины и наиболее важные проблемы их здоровья выпадают из поля зрения науки.
В области научных исследований и публикации их результатов многие организации до сих пор привержены архаичной политике — еще тех времен, когда наука не постигла всей глубины и масштабности различий женского и мужского полов. Тогда считалось, что полученные при изучении мужчин результаты можно запросто распространить и на женщин, которые рассматривались как некие уменьшенные копии мужчин, отличающиеся от них разве что набором репродуктивных органов. Но сейчас мы знаем себя
Когда включение женского пола в исследования станет de rigueur (необходимым. —
МАТКА И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ
Пренебрежение женщинами и их проблемами со стороны науки и медицины дорого обошлось нам. Мы расплачиваемся за это в том числе более слабыми знаниями об особенностях собственного организма, о нашем здоровье и способах лечения. И это во многом повинно в наших скудных сведениях о противозачаточных пилюлях и их воздействии на женский организм. Однако одним этим причиненный дамам вред не ограничивается. В частности, второсортное положение как объекта изучения выработало у многих женщин осторожно-недоверчивое отношение к науке, которое — хотя и вполне оправданно — чем дальше, тем больше подрывает нашу готовность расширять осведомленность о себе и своих специфических недугах.
Долгое время наука и медицина придерживались того мнения, что быть женщиной — это примерно то же, что иметь серьезный психологический сдвиг. Дамам нередко назначают гистерэктомию (удаление матки) или транквилизаторы вроде валиума для снятия симптомов истерического невроза (это «синдром», симптомы которого подозрительно схожи с поведением женщины, которой то и дело приходится сталкиваться с тупыми и унизительными сексистскими нападками). Хотя со времен повсеместности подобной практики наука и медицина прошли огромный путь, в жизни всех знакомых мне женщин и моей тоже был хотя бы один случай, когда с нами обходились — иногда даже лечащие врачи — как с существами менее разумными и менее склонными к логике, чем мужчины, — в силу только одной половой принадлежности.
Представление, что женщинам будто бы заведомо чужда логика и потому они не заслуживают равных с мужчинами прав, глубоко въелось в общественное сознание. И мы очень чувствуем это. Мы обречены выслушивать от многих тучи запредельной чуши о женских гормонах и нашем якобы недомыслии, препятствующем праву самим распоряжаться своей репродуктивной способностью. Такого рода заявки вкупе с дурным обращением, которое мы вынуждены сносить от медицины, невероятно затрудняют любому человеку — даже женщинам-ученым — серьезное, содержательное обсуждение вопросов женского здоровья, как, например, женские гормоны и регуляция деторождения. Подобные темы, когда наука все же обращает на них свое внимание, зачастую воспринимаются с подозрением всеми, кто обладает парой яичников (или кто симпатизирует их обладательницам).