Выбор

Алло?..

Алло!!

(Я трубку вешаю в молчанье.

Я лаже не могу ответить зло.

Я сплю.

Я ничего не отвечаю...)

Звонок, н все сначала:

— ЦентропунКТ?

Опять ошибка? Это невозможно!!

Сна не было у ж е .

А был испуг

прел всем, что непонятно и тревожно...

Звонки ломились,

будто в дверь — плечом.

К а к настоящий ветер —

в сновиденья...

— Аппендицит!..

— Да я-то тут при чем?!

— Потеря крови!..

— У кого потеря?!

По комнате шаталась темнота,

она была пугающе громадна...

— Ранение в районе ж и в о т а !

— Алло!

Необходим реаниматор!..

(Валилась трубка

из д р о ж а щ и х рук.)

— Открытый перелом!..

Н у ж н а машина...

...Да погоди, не горячись.

А вдруг

все правильно.

И это не ошибка.

Тебе поверили. Тебя нашли.

Узнали номер.

Выяснили имя...

Ты ж сам кричал,

что боли всей Земли

отныне станут

навсегда твоими!..

100

Что ж, если так,

то слово за тобой.

Барахтайся в нестихотворных темах.

Она тебя зовет —

ч у ж а я боль.

Реальная.

Л ю д с к а я .

Без подделок...

С к а ж и , что повзрослел.

Что нездоров.

Д а в н и ш н ю ю строку возьми обратно...

Но я б у ж у знакомых докторов.

Я что-то объясняю им

невнятно.

И остаюсь в гудя шей тишине.

И чувствую натянутые нити...

Все правильно.

Все так.

Звоните мне!

О ш и б к и нет.

Звоните мне!

Звоните!

* * *

Война откатилась за годы и гуды,

и горечь, н славу

до дна перебрав...

А пули

еще прилетают оттуда —

из тех февралей.

Из-за тех переправ.

А пули летят из немыслимой дали...

У ж е потускневшие

капли

свинца

пронзают броню легендарных медалей,

кромсая на части

живые сердца.

Они из ВОЙНЫ прилетают недаром.

Ведь это оттуда,

ИЗ позавчера,

101

из бывших окопов

по старым солдатам

чужие

истлевшие

бьют

снайпера!

Я знаю, что схватка идет не па равных

и

печем ответить

такому

врагу.

Но я не могу

уберечь ветеранов.

Я даже собой заслонить не могу.

И я проклинаю пустую браваду,

мне спать не дает

ощущенье вины...

Все меньше и меньше

к Большому театру

приходит

участников

прошлой войны.

П О Д К У П Л Е Н Н Ы Й

Все советские писатели подкуплены..

(Так о нас пишут на Западе.,

Я действительно подкуплен.

Я подкуплен.

Без остатка.

И во сне.

И наяву

Уверяют советологи:

«Погублен...»

Улыбаются товарищи:

«Живу!..»

Я подкуплен

ноздреватым льдом кронштадтским.

И акцентом

коменданта-латыша.

Я подкуплен

военкомами гражданской

102

И свинцовок) водою Сиваша...

Я еще подкуплен снегом

белым-белым,

И рты т о м

и предвоенной тишиной.

Я подкуплен кровью

павших в сорок первом.

К а ж д о й каплей.

До единой.

Д о одной...

Л еще подкуплен я костром.

Случайным,

как в шальной игре

десятка при тузе.

БуЙСТВОИ красок Бухары.

Бакинским чаем.

И спокойными парнями с ЧТЗ...

Подкупала вертолетная кабина,

ночь

и кубрика

качающийся пол!..

К а к - т о женщина пришла.

И подкупила.

Подкупила —

чем?—

не знаю до сих пор.

Н о тогда-то ж и з н ь

я стал считать по веснам.

Не синицу жду отныне,

а скворца...

Подкупила дочь

характером стервозным,—

вот уж точно,

что ни в мать и ни в отца...

Подкупил Расул

насечкой на кинжале.

Клокотанием — ангарская струя.

Я подкуплен

и Палангой

и К и ж а м и .

Всем, что знаю.

И чего не знаю я...

Я подкуплен зарождающимся словом,

не размененным пока на пустяки.

Я подкуплен Л\аяковскнм и Светловым

103

И Землей,

в которой сбудутся стихи!..

И не все еще костры отполыхали.

И судьба еще угадана не вся...

Я подкуплен.

Я подкуплен

с потрохами.

И поэтому купить меня

нельзя.

* * *

Вслушайтесь!

Вглядитесь!

Убивают

время.

Убивают время

сообща и в одиночку.

Будто бы друг с другом соревнуясь:

кто скорее?

Убивают в полдень.

Убивают ночью.

Убивают

время

нахально и молитвенно.

Убивают время стыдливо и истошно.

Убивают

прямо перед окнами

милиции!

(Что там

«перед окнами».

За окнами —

тоже...)

Л ю д и спотыкаются.

Погоду ругают.

На площадках лестничных

толкутся вдвоем.

Зазывают в гости.

Так и предлагают:

«Приходите...

Как-нибудь

вечерок...

убьем...»

Л ю д и суетятся. Люди верят в слухи.

104

Ссорятся.

Ж д у т из Саратова

родных.

Убивают время!

После — моют руки.

Чтоб не оставалось крови

на них...

Л ю д и

убивают время отрешенно.

Пухлые портфели загадочно несут.

Убивают собственное время.

И чужое.

И никто за это

не зовет их в суд.

И никто —

НИ разу! —

не вручает похоронных.

М о л , «погибло время.

Нужнейшее.

Зазря...»

Падают минуты

повзводно и поротно.

Начиная

с самого первого

января...

Мертвые минуты молчат,

не обижаются.

Мертвые минуты

выстраиваются в века...

Зачем люди

плачут?

Чего докторам жалуются,

что мало успели сделать,

что жизнь —

коротка?

В Е Щ И

hi. Тарасову

Я снова дома,

дома.

Вот так и надо

жить.

105

Мне, хорошо.

Удобно.

И незачем спешить.

И м о ж н о вещи гладить.

Ценить.

Переставлять.

С вещами можно ладить.

Их м о ж н о прославлнть.

Отдать им,

что имеешь,

почти сойдя с ума...

Но вот

проходит месяц,

и в доме — кутерьма!

К а к изменились вещи!

(Не веришь — сам взгляни!

Вот я все меньше,

мельче.

Вот все крупней

они.

Огромны,

непокорны,

страшны, как никогда,—

они подходят к горлу,

к а к полая вода!

К а к будто под парами

в усилье непростом

топорщится углами

обыкновенный стол.

Растет и задевает,

молчание храпя,

как будто выживает

из комнаты

меня!

Пройти к столу мешает

гигантская кровать!..

Я снова уезжаю

по дому

тосковать.

106

С Л У Ш А Я Р А Д И О

Земля

С пустынном ж а ж д о й городов,

с капелью, колотящейся о камин,