Выбор божества

Ждали, когда на ней появятся две усталые, пропыленные фигуры с котомками за плечами – мама и дедушка. А потом уже ждали только маму. По этой дороге когда-то ушел и тот, кого в разговоре с Питером родители упорно звали «твой дядя Айк» – хотя этого дядю Питер в жизни не видел и понимал, что вряд ли уже увидит.

Этот мир принадлежал ему, весь, без остатка – перистые облака, рой комаров у ворот, поляны, наполненные до краев, как чаши вином, цветущим золотарником, мшистый запах гниющей древесины, журчание ручьев и шорох разлапистых елей под порывами ветра.

Балбес Винни, другие мальчишки и девчонки, с которыми он вырос. Остался ли в живых хоть кто-то из них?

Как же дико, чудовищно осознавать, что ничего этого больше нет! Питер чувствовал себя страшно одиноким, затерянным в огромном чужом мире. Единственное, что у него еще оставалось – это Фэлри, его мягкая улыбка, ощущение его рук, его губ. Любовь и нежность в его синем узорчатом взоре. Вспомнились слова отца: «Если не будешь рубить с плеча, а попытаешься его понять – вы будете счастливы». И еще: «Я хочу, чтобы ты ушел с ним».

Отец как в воду глядел – похоже, ничего другого Питеру не остается…

– Эй! Эй! – Кто-то дергал его за рукав, отвлекая от мрачных мыслей.

В свете угасающего дня темная кожа Саруватари отливала медью, глаза сверкали, как прозрачные драгоценные камни.

– Послушай-ка, – она воровато оглянулась на закрытую дверь домика, – не знаю, что там придумывает Инза, но у меня появился план. Мы сможем убедиться, действительно ли эр-ланы непричастны к похищению вашего друга, и заодно нароем на них кое-какой компромат. Как тебе?

Питер невольно тоже взглянул на дверь домика, но Саруватари его успокоила:

– Она легко нас найдет через систему, если что. Полетели, время уходит, а мы ничего не делаем!

И то верно. Родители не одобрили бы его желание сдаться, пока еще есть надежда – пусть и призрачная. Мама никогда не сдавалась, даже в самых безвыходных ситуациях, и, если надо, тащила отца за уши из его упаднических настроений. «Подпинывая ногой под его прелестный зад», по ее собственному выражению.

Питер невольно улыбнулся. Мама, если бы только она была здесь, насколько все стало бы проще!

Но ее нет, а он не имеет права мямлить. Надо быть достойным ее – их обоих.

Он решительно поднялся с крыльца, и в этот миг последний густо-розовый луч коснулся вершин оморонских башен и исчез.

– Полетели. Расскажешь по дороге, что придумала.

18

Застежка гало-браслета снова заела, и Тиан с трудом удержался, чтобы не отшвырнуть прочь хрупкий прибор. Подавив раздражение, пробовал снова и снова, пока браслет не защелкнулся на запястье. Глубоко вздохнул, привел эмоции в порядок и, прежде чем покинуть апартаменты, машинально взглянул в зеркало.

За последние несколько дней глава клана Ти сильно похудел, почти осунулся – как всегда, когда что-то его сильно тревожило. А сейчас было отчего тревожиться. Лэнгилл, чтоб его сеги поимели во все места, опять втравил его в историю. Расширение территорий, конечно, на руку клану Ти, самому небольшому среди эр-лановских кланов. То, что для осуществления своей затеи Лэнгилл выбрал именно его, огромная удача, но…

Тиан не думал, что будет так тяжело. В конце концов, там, за Барьером, – обычные дикари, они небось и читать не умеют, жалеть не о чем. Однако совесть не вовремя подняла голову и теперь не давала ему покоя ни днем, ни ночью.

Люди, все-таки люди, много людей. Пусть пять миллионов – это капля в море для многомиллионного населения Оморона, вот так убивать их… нехорошо. Нэтия этого не одобряла.

Тиан занял место главы клана после смерти жены, погибшей в дурацкой катастрофе – какой-то ублюдок-рейсер влетел в ее флаер на полной скорости. Его нежная, русоволосая Нэт пришла в мир, чтобы освещать его своей красотой сотни лет – и не прожила даже пятидесяти.

Лэнгилл знал, кого брать в пособники – Тиан ненавидел сегов и радовался возможности насолить им. И да, сколько-то сегов погибло, но гораздо больше – прямо сейчас – гибло людей, не имеющих никакого отношения ни к Оморону, ни тем более к смерти Нэтии.

Зеркало отразило худого, высокого человека в оранжево-черном одеянии, с завязанными в пучок волосами и длинной медно-красной прядью, перекинутой через плечо. Он поправил и так ровный ворот нижней черной туники и криво усмехнулся, стараясь не замечать застывшего в глазах страдания.

Тиан, как и Лэнгилл, прожил на свете уже больше сотни лет – пятьдесят из них без Нэт.

Пятьдесят лет, семь месяцев и двадцать один день.

Много чего он натворил за эти годы, в том числе с подачи Лэнгилла, и ни разу мысль о Нэт не приходила в голову. При жизни она сама была главой клана и знала, что ради его блага порой приходится делать неприятные вещи.