Между пеноблоками на уровне колен была одна длинная доска, которая служила полкой для кастрюль, сковородок и посуды, в то время как доска сверху, накрытая дешёвой плёнкой, держала маленькую кофеварку, тостер и электроплитку с одной конфоркой.
И всё.
— Господи, — еле слышно произнёс Бо.
Пока Бо был так или иначе занят, Эрик пересёк комнату, поставил свой рюкзак рядом со столом и достал ноутбук. Положив компьютер на стол, он развернулся и, прислонившись к столу, повернулся прямо к Бо.
— Теперь ты видишь, почему я не поощряю гостей?
Бо всё ещё был слишком ошеломлён, чтобы думать ясно, не говоря уже о тактичности.
— Здесь вообще законно проживать?
— Сомневаюсь. Но в целом сойдёт.
— Для чего?
— Укрывает от дождя и даёт мне место для складирования вещей, вместо магазинной тележки или картонной коробки.
— Разница не велика. Почему ты здесь живёшь?
— Потому что это дёшево, а после оплаты обучения, книг, бензина для машины и еды, на изысканность мало что остаётся. А что и остаётся, я лучше потрачу на то, чтобы провести время с друзьями, чем на оплату места, где только ночую.
Бо виновато подумал обо всём пиве, которое они с Эриком выпили, и о пиццах, которые разделили.
— Если всё так тяжело, почему ты не живёшь в общежитии в кампусе? Там должно быть лучше, чем здесь.
— В каких-то смыслах лучше, но ещё и дороже, и хоть я мог бы использовать для оплаты часть своей материальной помощи, у меня уже достаточно студенческих кредитов — не говоря уже о медицинских счетах, которые мне удалось приобрести — и с этими долгами я не расплачусь даже на пенсии. Кроме того, я устал жить с соседями. Не говоря уже о других парнях в общежитии, большинство из которых не против, но некоторые начинают вызывать проблемы.
— Ты говоришь о тех, кто ненавидит геев? — спросил Бо, но Эрик покачал головой.
— Нет, с такими я могу разобраться. На самом деле меня сводят с ума неопределившиеся бисексуалы.
— Неопределившиеся бисексуалы? Я даже не знаю, что это значит.
— Это значит именно то, что кажется. Это люди, которым интересно, как обстоят дела по другую сторону забора. Либо потому, что они считают, что могут быть геями или бисексуалами и хотят узнать наверняка, либо потому, что довольно уверены, что они не геи и не бисексуалы, но думают: «Какого чёрта? Почему бы не попробовать?» В любом случае, тяжеловато переспать с кем-то и узнать, что на самом деле ты этому человеку не нравишься, а тебя просто используют как лабораторную крысу для экспериментов со своей ориентацией.
Должно быть, на лице Бо что-то отразилось, часть беспомощности, которую он чувствовал, потому что Эрик произнёс:
— Слушай, Бо, это мой выбор, ладно? У меня теперь есть степень, и я могу найти работу, если захочу. Могу переехать в квартиру получше, учиться по ночам. Я не хочу. Я устал быть студентом. Я просто хочу разобраться со всем этим окончательно, чтобы начать жить своей жизнью. Так что до тех пор... мне хватит этого.
Бо не совсем мог поверить в то, что слышит.
— А тебе никто не может помочь? Родители, например?
Когда Эрик отвёл взгляд, Бо почувствовал знакомое раздражение.
— В чём дело? Для тебя это слишком личный вопрос? — когда Эрик не ответил, он надавил. — Слушай, я понимаю, мы мало друг друга знаем, но я должен быть твоим другом. И время, которое мы проводим вместе, это не приём у психотерапевта, где ты, как доктор, задаёшь все вопросы, а я, как пациент, должен на них отвечать. Общение должно идти с обеих сторон, иначе это вовсе не общение. Это просто шум на заднем плане.
— Ты прав, — Бо был удивлён, что Эрик с такой готовностью согласился. Он думал, что будет намного тяжелее. — Всё должно быть взаимно. Опять же... это то же самое, что ты приходишь сюда и видишь это место. У тебя есть все права задавать вопросы, но дело твоё, если ответы тебе не понравятся.
— Какими бы ни были ответы, я с ними разберусь. Я просто хочу знать.
— Хорошо. Что ты хочешь знать?
Бо хотел узнать об Эрике тысячи вещей, но решил начать с самого уместного на данный момент вопроса.
— Почему твои родители не могут помочь тебе платить за учёбу?
Хоть Эрик стоял неподвижно, его голос оставался спокойным и ровным.
— Родители не могут мне помочь, потому что, в точном смысле слова, у меня родителей нет. Очевидно, у меня есть мать и отец, но они никогда не были женаты. По крайней мере, не друг на друге.
— Ну не поженились они, и что? Твой папа должен был платить алименты или что-то такое, верно? Он не может сейчас тебе помочь?
— Мой папа — если ты хочешь так его называть — не в состоянии сейчас кому-либо помогать, потому что должен отсидеть в тюрьме от семи до десяти лет за второе вооружённое ограбление.
Будто его ударили под дых, Бо резко выдохнул, но Эрик его проигнорировал.
— Это предполагая, что мой отец действительно тот, на кого указала моя мать. Что, с моей матерью, ещё не факт. У неё, скажем так, «проблемы» с тем, чтобы говорить правду.
Чувствуя тошноту, Бо произнёс:
— Ну и что, что у неё проблемы. Она всё равно твоя мать. Она не может тебе помочь?
— Наверное, могла бы, если бы я захотел попросить.
— Почему не просишь?