Выбор Наместницы

— Я не понимаю вас, сударыня. Если вам так хотелось развлечься с кучером — то для чего ставить меня об этом в известность?

— Между супругами не должно быть тайн, и, хотя вы скрыли от меня свою связь с белой ведьмой, я, как хорошая жена, посчитала, что не в праве обманывать мужа.

Ланлосс побледнел, теперь он понял, что задумала Резиалия, но не собирался сдаваться без боя. Она напрасно думает, что сможет загнать его в угол:

— Вы сильно рискуете.

— Нисколько. Письмо магистру Илане уже в Суреме. Если я не буду писать матери каждый месяц — она передаст письмо по назначению. Вы можете попытаться спрятать свою любовницу, но белые ведьмы ослушницу из-под земли достанут, иначе у них бы уже пол-ордена разбежалось. Не знаю, правда, что они делают с детьми от таких связей. Впрочем, это уже пусть ведьмы сами разбираются. Может быть, они заберут и девочку тоже.

Ланлосс сдержал желание немедленно свернуть мерзавке шею. Он должен быть терпеливым… ради Эрны:

— И чего же хотите?

— Вы признаете моего ребенка сыном и наследником. Ничего более. Я вовсе не стремлюсь увидеть вас в своей постели. Право же, конюх и то делает это лучше. Ах да, еще, в знак признательности, что я наконец-то сделала вас отцом, вы увеличите мое содержание, скажем, до трех тысяч в год. Согласитесь, это весьма скромная сумма, тот милый домик в горах наверняка обошелся вам намного дороже.

— Что-нибудь еще?

— Нет, этого пока будет достаточно. Я даже не настаиваю, чтобы вы оставили свою любовницу. Право же, вы просто созданы друг для друга. Никогда бы не подумала, что недостаточно безобразна, чтобы привлечь вас!

Больше всего на свете Ланлосс хотел сейчас остаться вдовцом, пусть даже это и вызовет недовольство наместницы, но проклятое письмо сковывало его по рукам и ногам. Знать бы еще, кто ее надоумил, ведь не сама же догадалась!

— Хорошо. Я признаю вашего ребенка. Деньги вы начнете получать со следующего месяца. А сейчас убирайтесь и постарайтесь не показываться мне на глаза, я не ручаюсь, что смогу сдержаться.

Резиалия присела в насмешливом реверансе и вышла из кабинета. Она давно уже не чувствовала настолько счастливой. Этот десятиминутный разговор стоил двух лет унижений. Она вспоминала выражение лица Ланлосса, когда тот понял, что загнан в угол, и чуть ли не мурлыкала от удовольствия. Теперь хорошо бы выгнать конюха — он хоть и не особо разговорчив, а все-таки не нужно, чтобы слуги слишком много знали, никто и так не поверит, что граф имеет к этому ребенку хоть какое-то отношение. Впрочем, оказалось, что она зря беспокоилась: если прислуга и связала между собой исчезновение кучера и внезапную беременность графини, то предпочла держать свои догадки при себе. Никому не хотелось остаться без работы в самом начале зимы, а графиня долго раздумывать не станет, мигом вышвырнет за ворота, и граф не заступится, раз уж сразу жену не удавил за такие штучки. Ланлоссу молчаливо сочувствовали, а Резиалию окончательно сочли ведьмой.

Ланлосс заставил себя успокоиться и вернуться к делам, честно дочитал все донесения, проверил отчет казначея и только после этого приказал седлать коня. Он должен был немедленно увидеть Эрну, убедиться, что с ней все в порядке, что её никто у него не отнял. А еще он должен все ей рассказать: и о бастарде Резиалии, которого ему придется признать, в то время как их любимая Саломэ останется незаконнорожденной, и о письме, способном в миг уничтожить их обоих. Одно Ланлосс знал точно: он не отдал Эрну Келиану, не отдаст и белым ведьмам, пусть хоть всем орденом приходят.

Через семь месяцев он стоял перед жрецом Эарнира, держа на руках закутанный в золотистую ткань красный комочек, и произносил слова обряда: «Кровь моя в тебе, сын мой». Он с удивлением обнаружил, что держать на руках силой навязанного ему бастарда не менее приятно, чем собственную дочь от любимой женщины, и уже без всякого раздражения нарек ребенку имя — Арьен Айрэ, наследный лорд Инхор. Какая разница, кто отец этого ребенка, да и кто мать. Дети — сами по себе, и раз уж малыш появился на свет — пусть так и будет. Он вырастит ребенка как своего сына, а уж то, что следующим графом Инхор станет сын конюха, ему, простолюдину, и вовсе безразлично. Он вернул ребенка Резиалии, с тревогой ожидавшей окончания обряда. Измученная родами женщина боялась, что, несмотря на все договоры, муж просто свернет бастарду шею. Ланлосс не стал ее разубеждать — пусть боится и дальше, для себя же твердо решил, что не позволит жене воспитывать этого ребенка.

XLIII