Выбор невесты

Эдмонд отскочил в испуге, но, по неосторожности, наступил на ногу старухе, закричавшей в свою очередь еще ужаснее. Зрители тотчас сбежались изо всех зал; все лорнеты обратились на Эдмонда; между тем окружили Албертину и начали тереть ей лоб спиртом; злополучному Эдмонду ничего более не оставалось, как ускользнуть в толпу, во избежание шиканья и громких насмешек.

В сию-то критическую минуту любовь впервые закралась в сердце Эдмонда; но воспоминание о своей неловкости одно только не позволяло ему отыскивать Албертину во всех концах города; он даже не мог себе иначе ее представить, как с разбитым лбом и со сверкающими от гнева очами; такое неживописное представление любезной сердцу особы с трудом поддерживало пламя раздающейся страсти.

Но в этот день, о коем идет теперь у нас речь, незаметно было ни одного из сих признаков. Правда, Албертина ужасно покраснела и едва было не захохотала во все горло, забыв всякую благопристойность; но когда Эдмонд, отвечая на вопрос отца ее, объявил свое имя и звание, тогда она с очаровательною улыбкою приветствовала молодого художника, которого произведениями не раз восхищалась.

Слова сии как бы электрическим ударом поразили Эдмонда. «Итак, вы живописец, — сказал коллежский асессор, — и даже отличный живописец, по рассказам моей дочери Албертины, знающей в этом толк. Это чрезвычайно меня радует: нечего сказать, люблю живопись больше всего на свете, или, лучше сказать, люблю искусство, говоря словами дочери моей Албертины. Я и сам знаток, и нас с Албертиной нелегко провести. Скажите же мне откровенно, любезный живописец, не ваши ли картины вижу я всякий день, проходя по улице? Не могу отвести от них глаз: удивительная свежесть в красках!»

Эдмонд не понял ни полслова из речей коллежского асессора. Наконец, после долгих расспросов, оказалось, что почтенный Мельхиор Восвинкель говорит о китайских лакированных подносах, которые он видит всякий день, проходя мимо прекрасного магазина Штобвасера, в Липовой улице. Подошедший приятель избавил Эдмонда от его пошлых похвал, в то же время доставив ему случай поговорить на свободе с Албертиною.

Всем знающим девицу Албертину Восвинкель известно, что она есть олицетворенная юность, красота и приятность; что она одевается по последней моде, поёт самые новые арии и взяла несколько уроков на фортепиано у Лаускареи; всякой знает также, что она прелестно танцует, рисует цветы так живо, что легко можно ошибиться, приняв их за настоящие; что она веселого, приятного нрава. Не менее известно всем и каждому, что у ней есть небольшой альбом, переплетенный в сафьян и вызолоченный по краям, в котором записываются с необыкновенным старанием мысли из Гетё, Жан-Поля и других отличных писателей, и главное, что она никогда не делает ни одной грамматической ошибки.

Разговор продолжался довольно долго. Девица Албертина оказалась чувствительною девушкою, любящею поэзию, читала стихи, говорила о влиянии изящных искусств на души высшие. Эдмонд стал смелее: подстрекаемый темнотою, он взял руку Албертины и прижал ее к сердцу; Албертина отняла руку, но только для того, чтоб освободить оную от хорошенькой, докучливой перчатки, и снова предоставила счастливцу Эдмонду, покрывшему ее поцелуями.

«Пойдем, дочь моя! Становится холодно, — воскликнул коллежский асессор, возвращаясь. — Досадно, что я не взял плаща. Закутайся шалью, Албертина; это шаль турецкая, любезный живописец: она стоит мне пятьдесят добрых червонцев; завернись хорошенько, Албертина. Прощайте, бесценный друг!»

В эту минуту Эдмонд открыл свой ящичек и предложил сигарку коллежскому асессору.

«Примите мою искреннюю благодарность; вы отменно любезный молодой человек! — отвечал Восвинкель. — Полиция воспрещает курить в Ботаническом саду; вследствие этого сигарка покажется мне гораздо приятнее».

В то время, как коллежский асессор закуривал свою сигарку, Эдмонд осмелился предложить руку Албертине, которая приняла оную без дальних околичностей. Сам Восвинкель не видел ничего странного в том, что Эдмонд провожает их до дому.

Кто был молод и влюблен (последнее случается не со всяким), тот легко может представить, что Эдмонд, идя об руку с Албертиною, воображал себя на седьмом небе, гуляющего с ангелом в Елисейских полях.

По словам Розалинды в комедии Шекспира «Как вам угодно», влюбленного обличают следующие признаки: впалые щеки, синева под глазами, нерасчесанная борода, расстегнутые подвязки, шапка набекрень, рукава и башмаки незастегнутые и удивительная беспечность во всех поступках. Правда, Эдмонд не имел всех сих признаков влюбленного Орланда, но, подобно последнему, изрезавшему все деревья именем прекрасной Розалинды, Эдмонд испортил невероятное количество бумаги, полотна и красок, стараясь нарисовать образ своей возлюбленной. А так как он, вдобавок к этому, испускал бесчисленное множество вздохов, то состояние его сердца не скрылось от старого ювелира. На вопрос сего последнего Эдмонд рассказал всю правду.