Выбор странствий

Церковь в Покровской обители, заново срубленная в XVII веке из дуба, с нависшими папертями и крыльцами, высокими, словно мачты, главами, которые, говорят, покачивались и скрипели от лесного ветра, церковь эта, устроенная наподобие парусного корабля, не уцелела. Участь церкви разделил ее иконостас.

В 1408 году недалеко от Покровского монастыря, всего в четырех верстах, Дионисий устроил другую обитель, Сосновецкую, с главным храмом во имя «ангела пустыни» Иоанна Предтечи. Церковь дважды горела, потом перестраивалась, последний раз в первой половине XVIII столетия. Куда исчезли из нее иконы Дионисия - нет ли их вовсе или они поновлены, закрашены или стерты, - вопрос, на который едва ли можно ответить. К слову, далекий Сосновец, надежно, казалось бы, схороненный в вологодских лесах, пылал в 1614 и 1616 годах, оба раза от руки поляков, домогавшихся ризницы (а там, в числе прочих богатств, хранились древние иконы; в частности, была резная Дионисиева икона богоматери Одигитрии).

Известно далее, что по просьбе жителей села Двиницы (что на одноименной полноводной реке, недалеко от Глушицы) Дионисий передал в деревенскую церковь несколько своих икон. Еще достоверно, что основателю Лопотова монастыря Григорию, которого он любил, также подарил он собственную свою икону Праздников Господних. Но велико ли нынче - коли ранее было оно велико - наследие глушицкого живописца?

В Вологодском областном краеведческом музее, в экспозиции старорусского искусства висит небольшая икона «Успение». Сине-красных тонов, правда плохо сохраненная временем, икона приписывается Дионисию Глушицкому и происходит из Семигородней пустыни бывшего Кадниковского уезда. Предназначалась она, видимо, для маленького, уютного храма, скорее всего, деревянной часовни, и не рассчитана на высокий иконостас. Главное достоинство ее - интимность, теплая задушевность, мягкость. Икона экспонировалась летом 1976 года в Москве, на обзорной выставке «Живопись вологодских земель XIV - XVIII веков», устроенной сотрудниками музеев Вологды, Устюжны, Кириллова, Тотьмы, Великого Устюга и Москвы. В каталоге выставки кандидат искусствоведения А. Рыбаков отмечал стилистические особенности «Успения», чьи «теплый колорит, светлый зеленоватый санкирь, розоватое вох-рение, обработка пробелов мелкими белильными точками, обводка нимбов киноварной каймой - указывают на то, что автор иконы учился на ростовских и ранних московских образцах. При всей упрощенности иконографии в некоторых ее особенностях (формы архитектуры, изображение возвышающейся над главой Христа «иерусалимской стены») проявляется знакомство мастера с современными ему ростовскими и московскими иконами «Успение» из расположенного неподалеку Кирилло-Белозерского монастыря. Очевидно, именно с этим монастырем, обязанным своим возникновением и ростом Москве, главный храм которого посвящен Успению богоматери, и следует связывать появление иконы «Успение» из Семигородней пустыни».

В замечательном музее бывшего Кирилло-Белозерского монастыря выставлено другое «Успение», также приписываемое, но менее уверенно, Дионисию. Сине-красные всплески многочисленных одежд и фона отличают вдохновение живописца, хотя эту древнюю доску не пощадило время.

В Вологде есть и прекрасная «моленная» икона «Иоанн Предтеча в пустыне», относимая специалистами к началу XV столетия. Сохранилось предание, что в Семигородную пустынь (это путь севернее Покровского монастыря) Дионисий посылал икону своего письма - «Иоанн Предтеча в пустыне». Именно это произведение, вероятно, и есть бесценная собственность областного музея. В связи с данной иконой А. Рыбаков замечает в статье к каталогу вологодской живописи: «Повышенный интерес к византийскому искусству на Руси в XIV - начале XV века нашел отражение как в письменных источниках, так и в памятниках искусства. В это время из Византии в русские земли поступало большое количество произведений искусства, в том числе и живописи, которые воспринимались и творчески осваивались русскими мастерами. Именно в эту эпоху пришел из Византии на Русь и сюжет «Иоанн Предтеча в пустыне»… Понятно, что образ первого христианского аскета-пустынника должен был приобрести популярность в среде бурно развивавшегося тогда русского монашества».