Выбор воды

– Не перебивай. Дел у меня много. Вот, например, я изобрёл палку для доставания картин, упавших за кровать.

– Это, конечно, первая необходимость. И часа не пройдёт, как они падают.

– Всё просто. Мы опускаем эту палку за кровать и хватаем картину.

– Но она же достаёт только вертикально упавшие картины, которые вдоль стеночки примостились! Упавшие горизонтально на подъём могут не рассчитывать.

– Я работаю над усовершенствованием механизма.

– А когда ты кран в ванной усовершенствуешь, чтоб он не тёк?

– Сейчас я говорю. Следующее, значит. Зачитываю: приделал две ручки – в дальней комнате и у входной двери. Потом: дверцу шкафа отремонтировал. Сделал коробку для инструментов, чтоб они не валялись. Так, это мелочи. Вот ещё: навёл порядок в книжном шкафу. Кран в ванной я ещё не отремонтировал, но уже пошевелил.

– Про окуня своего расскажи.

– Да, про окуня. Забыл. Окунь.

Он достаёт из сумки трафарет из картона, в котором прорезана дырка в форме окуня.

– Вот. Мой окунь. Вырезал трафарет.

– Ты детям-то объясни, зачем он тебе. Быстрей давай, место скоро кончится.

– Ты можешь не перебивать?

Певец достаёт из сумки баллон с краской, встаёт и оборачивается.

– Снимаешь? Снимай!

Приблизившись к стулу жены, певец открывает баллон с краской, накладывает трафарет и заливает его. На спинке стула появляется синий окунь.

– Ты что делаешь? Новый стул испортил! Я ведь не ототру это! Окунь хренов! Кран бы лучше починил!

– Ты что, не сняла?

Жена оттирает окуня влажными салфетками, но только размазывает краску по спинке стула.

– Ты посмотри, что ты сделал! Да разве бывают синие окуни?

– Бывают! Сняла или нет?

– Ты хоть окуня видел? И полосок нет! Какой же это окунь?

– Синий окунь бывает. Когда мы выступали в Индии, нам его показывали. Как же он называется… Баден… нет… бадис… Бадис-бадис!

– Сам свой бадис-бадис и оттирай!

– Не трогай. Это бадис-бадис. Окунь, который меняет цвет. Хамелеон. Он и зелёным может быть. И синим. И серым. Мой – синий. Я такого видел. А ты не видела – вот и молчи. Ему со средой сливаться приходиться, чтобы выжить. Вынужден менять окрас. Всюду хищники.

Он садится на стул.

– Улыбнулась бы хоть. Зачем детям твоё кислое лицо? Я ведь тебе его рисовал.

Сидя на стуле, жена смотрит на мужа.

– Включай.

Она наставляет на него камеру смартфона, и тот, прокашлявшись, поёт:

– I see trees of green, red roses too, I see them bloom for me and you, and I think to myself what a wonderful world![55]

…От воды, от поблёскивания озера на солнце меня резко тошнит.

Идти. Идти быстрее и не смотреть на воду.

Вода держит на мокром прозрачном поводке, одёргивая его, как только я отдаляюсь. Если ухожу слишком далеко от берега – поводок сдавливает грудь.

Напиши хоть что-нибудь, Кира.

Почему ты молчишь?

Гранд-канал Венеция, Италия, осень за год до озера Бохинь

Санта-Лучия – конечная станция поезда «Милан – Венеция». Даже если не готов к Венеции и пропускаешь других пассажиров вперёд, придётся увидеть её прямо сейчас.

Венеция набросилась на меня, как только я вышла за двери. Если в других городах есть время, чтобы подготовиться к изнанке, пока едешь от вокзала в центр, то здесь сразу попадаешь внутрь – к Гранд-каналу.

Ощущение воды под ногами, въевшееся с первой поездки на вапоретто, возвращается снова и снова, пусть даже идёшь по твёрдому кампо[56]. Ещё светло, но уже горят фонари, сопровождая мой первый проезд по Гранд-каналу.

Где, как не в этой большой воде, я смогу, наконец, выпустить кости из рюкзака? Надо было сразу начинать с Венеции. Вот же оно – то особенное водное место.

Когда стемнело, я добралась до забронированной квартиры, и хозяйка Джулия встретила меня бутылкой просекко.

Первую ночь в Венеции я не могла уснуть от воды, которая с каждой минутой захватывала всё больше сестиере[57] города. Было сложно удержаться на качавшейся кровати. У меня нет генетической ловкости местных жителей, которая помогает и огромным вапоретто[58], и старым гондолам, и шустрым трагетто[59] не сталкиваться в тесноте каналов.

Из этого водного шума выбиваются только быстрые катера с загорелыми парнями, врубающими рэп на всю громкость. Совсем как у нас в спальном районе, где такие же парни рассекают на тонированных девятках с рэпом, ритм которого одинаков во всех городах мира.

Свет, разбудивший с утра, – та же вода, только ещё не загустевшая и не упавшая от тяжести в каналы.

На стометровой Кампаниле собора Святого Марка понимаешь: Венеция – один из немногих городов, смотреть на который сверху – значит пропустить его. Внизу сам ощущаешь себя старинным домом, насовсем промочившим ноги, и уже не замечаешь, как походка мимикрирует под темперамент венецианской воды.

Укачав, она отправила меня в сторону одного из самых больших кампо Венеции – Сан-Поло.

Дети играли в мяч, наслаждаясь простором, который только может дать небольшая площадь островного города. Их голоса отскакивали от апсиды церкви Святого Павла, от неровного фасада Палаццо Соранцо, от балконов Палаццо Корнер Мочениго.