Выбор воды

Улица Гарибальди – засыпанный канал – полна ресторанов и баров. Говорят, это единственная официальная улица в Венеции, в том смысле, что не привычная для города Calle, а именно Via.

Свернув с Гарибальди, я наткнулась на тратторию, в которой мне дали большую тарелку вегетарианского салата и купон на скидку в надежде, что я сюда ещё вернусь. В карманах много таких скидочных купонов со всего света. Пока они там, надеешься снова оказаться в любимом месте и заказать «как обычно», пусть даже и заплатив полную стоимость: ведь купон на скидку давно просрочен.

Я уже допивала кофе в соседнем баре, когда рядом приземлилась старуха. Она расстегнула синий плащ, выпустив наружу дорогой парфюм, и поправила крупный жемчуг на шее.

– Тоже пьёшь кофе на ночь? Каждый вечер сюда прихожу. Не могу уснуть, пока ристретто не проглочу. Лучше – только териак, но где же его теперь достать? Кстати, тут недалеко есть хорошая чиккеттерия. Франческа плохого не посоветует! А вот кофе лучше пить – здесь.

– Редко на ночь пью кофе. Сегодня нужно работать, решила взбодриться, чтобы не уснуть. Значит, вы здесь живёте?

– Да, в Кастелло. А ты откуда?

– Из России.

– О, моя бабка бывала в Москве.

Когда говоришь с иностранцем о России, всегда кажется, что она состоит только из Москвы и Петербурга. Другие города редко называют.

– В Москве она познакомилась с художником. Он даже её портрет написал. Говорила, что хотела туда вернуться, но не получилось. Замуж здесь вышла. Портрет тот на стене у меня висит. Красивая была. Живу в её квартире. Но я не в бабку пошла – никогда не выезжала из города.

– И не хотелось?

– Нет.

– Нравится здесь жить?

– Венеция – не для жизни, Венеция – для счастья. Но иногда я завидую туристам: приедут на три дня, пробегутся по бакари, выпьют шприца – и уедут. А нам оставаться. И, как Пегги Гуггенхайм[61], разъезжать на закате на гондоле с собакой и любоваться розовым светом. Только вот личной гондолы, как у Пегги, у меня нет. Сын хочет, чтобы я переехала в Местре, на материк; или на остров Джудекка к рыбакам – там жить дешевле. А мою квартиру – бабкину, то есть, – продать. Ему какой-то богатый дружок предлагает сделать там ремонт и сдавать туристам. Но я всю жизнь жила в Кастелло – и не хочу никуда уезжать от своих садов. Все морщины Венеции – Франческины морщины. Нас и так здесь мало осталось. Почти все мои друзья уехали на материк: кто в Рим, кто во Флоренцию. Да, Венеция – это не корретто[62].

Она проглотила кофе, как шот.

– Ещё кофе? Когда уедешь из Венеции, хорошего кофе не сыщешь. Напивайся, пока здесь.

Она заказала для нас корретто.

– Такой пил мой отец. С граппой. Он знал толк в кофе. Венеция тогда была другой. Была проще. У деда тогда была деревянная лодка – сандалетто. Ей легко управлять, она не такая длинная, как гондола. Простая лодка. Он катал нас по каналам, мы ездили на рыбалку. Я тогда не думала ни о чём, каталась – и всё. Как это хорошо – ни о чём не думать. Иногда мы ездили на остров Лидо купаться. До сих пор помню цвет этого светлого песка под солнцем. И вкус того фруктового сорбетто. Всё должно быть просто. С утра иду в сады, гуляю. Кофе за кофе. День за днём, так и живу. И мне это нравится. Больше ничего Франческе не надо.

– Неужели вам никогда не хотелось путешествовать? Съездить куда-то?

– В Венеции есть – всё. Я бы не смогла скакать по всему миру, как сегодня скачут. Зачем?

– Движение. Вы не вернётесь сюда прежней.

– Лишь бы сады Кастелло остались прежними.

– Хотя бы один раз попробуйте. Завтра я еду в Париж. Поедете со мной?

– У меня внутри есть свой Париж, я там каждую улицу знаю, вдоль и поперёк исходила. Съезди я туда на самом деле – мой Париж бы рухнул. А я хочу, чтобы мой Париж стоял вечно. И чтобы никакая тварь не могла его испохабить. Зачем мне куда-то ехать, если весь мир едет в Венецию? Что я там не видела? Главное – это люди, а на них я и здесь насмотрелась. Чем французы в Париже отличаются от тех французов, что приезжают сюда? Так же задирают нос и пыхтят. Раздражает это их вечное d'accord! Немцы в Венеции так же громко смеются, как в Мюнхене. Когда они ещё только выходят со станции Санта-Лучия – я уже слышу их смех у себя в Кастелло. Американцы считают, что с ними все обязаны говорить по-английски. Хоть бы какой другой язык выучили, кроме своего!

– Я встречала очень даже вежливых французов, и не все немцы так громко смеются.

– Думаешь, я не собиралась прокатиться по миру? В молодости слишком долго ждёшь, а в старости – слишком много думаешь, вот что я скажу. Может, потому что больше нечем заняться. Не на гондолах же кататься.

– А я ни разу так и не прокатилась.

– Не поверишь – я тоже. С тех пор, как деда не стало, не хотела кататься ни на одной лодке, кроме его сандалетто.

– Ни разу не катались на гондоле?

– Нет. Может, в детстве меня катали, но я этого не помню. А сейчас эти хапуги сдерут с тебя восемьдесят евро за полчаса. По ночному тарифу и того дороже. Зачем это надо?

– А если я вас приглашу?