Выбор воды

На конференцию в городской музей Любляны, куда меня направил шеф, я опоздала. Философы, один из которых – Младен Долар[72], уже начали выступление; говорили о слухах. Мест не было, я встала на входе у стены. У слухов нет авторов, они анонимны, хотя и подхватываются – вполне конкретными людьми. Справа запахло мясом. Парень, стоявший в дверях в джинсовой куртке, какие уже давно не носят, ел огромный хот-дог. Крошки падали на пол, а его рот блестел от жира. Слухи в личной жизни. Слухи в политике. Запах жареного мяса. Запах масла. Женщина обернулась на шорох пакета, поджав губы. Не замечая её, парень замахивался на хот-дог снова и снова. Она громко вздохнула, парень перестал жевать, извинился взглядом и поставил пакет в коридор. В холле – никого; пакет на полу. Я схватила его и вышла из музея.

На набережной мне никто не помешает. Сейчас вот только эта женщина с лабрадором пройдёт – и я вцеплюсь в сосиску. Пёс нюхал траву, хозяйка его фотографировала. Ещё триста тысяч кадров, и она поймает нужный ракурс. Запах хот-дога сводил с ума. Глаза уже откусывали его, ещё раз и ещё один. Собака потянула хозяйку за собой.

Я вынула сосиску – и тошнота мгновенно вернулась. Она набирала высоту и силу, теплела и росла. По горло заполнена потрохами, сейчас они вырвутся наружу. Птицы налетели на хот-дог, который пришлось оставить под деревом.

Не успев вырваться, тошнота затихла. Я вымыла руки в туалете под набережной, но они всё равно пахли мясом. И этот вкус во рту… Долго полоскала рот, жвачка не спасала. Я видела животы прохожих насквозь. Под белой майкой старухи разлагался обеденный гуляш, а в брюхе студента в синем поло трясся стейк.

Если идёшь вдоль Любляницы, сбрасываешь часть вины в реку – каждый раз, когда переходишь её по мосту. Нам не избавиться от древней привычки бросать нечистоты в воду – а потом пить из той же реки и стирать в ней бельё.

Даже в сентябре в Любляне так жарко, как на Волге в июле или августе. У реки учишься не терпеть жару, а проживать её.

Волга не делает лишних движений, пока её не тронет лодка. И ты не шевелишься, чтобы не полнить тепло. Волга молчит, пока в неё не войдёт купающийся. И ты молчишь, пока тебя не назовут по имени.

От жары скульптуры коров акварелятся, сливаются с горячей зеленью вишнёвых деревьев. Щипая тёплые ветки, корова зажёвывает духоту забродившим фиолетовым соком.

Вечером после жары выйдешь на берег, а там – ещё один персонаж, из тех, что являются только у реки. Старик быстро разделся, вошёл в реку, расправил складной стул, оставил его в воде и уплыл. Минут через десять он вернулся, сел на стул, воткнув ноги в Волгу, и уставился на падающие титры заката.

После ужина отдыхающие санатория расходятся из столовой по берегу со стаканом кефира в руке. Держат его как свечу, из которой боятся расплескать огонь. Тайный кефирный ход, участники которого утром проснутся другими людьми – и вспомнят, кто они, только когда их по фамилии позовут на санаторскую процедуру.

Набережная Любляницы в жару не продувается, прохлады от реки не идёт; приходится искать тень внутри города. Я заметила киоск с хорзбургерами и, хотя не собиралась останавливаться, вернулась к нему. Пять человек в очереди. Бургеры, хот-доги, колбасы, стейки из жеребёнка. Люди стоят в очереди так же обыденно, как если бы покупали кофе. Я рассматривала их голодные лица. Это просто. Заплатить пять евро и взять хорзбургер. Перекусить жеребцом. Сочный, свежий, пряный фарш, говорит реклама. Железо и витамины группы Б. Плечи хороши для жаркого или гуляша. Шея – идеальна для гуляша. Шея. Повернись ко мне. Вот твоя шея. Какая красивая у тебя шея. Для гуляша. Попробуйте вкуснейший суп с рёбрами или копчёные рёбра жеребёнка!

У киоска отец с сыном ели один хорзбургер на двоих, соус стекал по руке мальчика. Достав из сумки салфетку, мужчина вытер соус со щеки сына и дал ему снова откусить мясо. Он обнимал его, сажал на колени и плакал, пока тот был занят хорзбургером и не видел лица отца. Они смотрели в разные стороны, жуя жареного жеребёнка.

Я не заметила, как подошла моя очередь, и заказала хорзбургер. Он был огромный.

Что я здесь делаю? Я объездила с мешком костей за спиной столько стран, ушла от мужа, который жарил котлеты, дала себе слово. Почему не купить вегетарианский бурек и травы с овощами в Interspar? Почему?

Но я держу его в руке – горячий. Это будет последний кусок мяса в моей жизни.

Я спрятала хорзбургер в рюкзак и пошла куда глаза глядят, пока не наткнулась на неботычник[73]. Тринадцать этажей, семьдесят метров высоты – когда-то здание было самым высоким в Югославии, а теперь станет моим укрытием. На такой высоте никто меня не увидит.

Смотровая площадка на крыше пуста, сильный ветер. Я распаковала хорзбургер с котлетой, овощами и соусом. Одной этот гигант не съесть.

Вкус я почувствовала не сразу, а постепенно. Мясо было мягким. Напоминало говядину.

Нет, другое. Неприятное. Я бы боялась признаться себе, что это вкусно, – но оно не было вкусным.