Читаем Выбор воды полностью

Чупа-чупс застыл в левом углу рта.

– Слушай, а от облысения эти талисманы помогают?

Гарри наклонился, поднял волосы и показал лысину.

– В прошлом году заметил. Никакие мази не работают.

– Вообще – да. Бабушка говорила, что свиные кости помогают от облысения.

Чупа-чупс метнулся вправо.

– У тебя же их там много.

Я достала свиную кость из мешка и отдала её Гарри.

– И как это работает?

– Просто носите с собой.

– Где?

– В кармане. Оно работает, только если носить при себе, понимаете?

– И как часто надо – ну, это… заряжать?

– Раз в год достаточно. Я вчера не успела зарядить, поэтому вам придётся сделать это самому.

– И как я должен это сделать?

– Де́ржите кость над рекой Уэнсум и мысленно наполняете её энергией воды.

– Долго?

– Минут пять.

– А под краном нельзя?

Гарри спрятал кость в карман, пригладил волосы на лысине и пожелал хорошего полёта. Я пересчитала кости – мои рёбра на месте, не считая одного. Взвеси от костей в мешке прибавилось, скоро они превратятся в крошку. Что они там делали во время экспертизы? Жевали их?

Аэропорт – самое жестокое место. Когда у меня есть время, обязательно остаюсь на несколько часов в аэропорту – и брожу по нему; даже сажусь редко: хочется набродиться по огромным терминалам – то ли с окнами, то ли с небом вместо стен, – слушать колёса чемоданов, вдыхать эту невыносимо тошнотную парфюмерию из дьюти-фри, ловить ртом мелкие вздохи чужого кофе, разглядывать вылетающих, ещё с большей жаждой – прилетевших.

Свет сначала рассеивается по терминалу, отчего теряешь пространство, но потом вдруг казнит всё, что прилетело внутри тебя – оттуда, где и время другое, и вода, и воздух, и ты. Он обрубает тебя до состояния, в котором отсюда же вылетаешь, ставит тебя в тот же скелет (по размеру ли теперь?). В панике хочешь взять билет куда-то ещё и улететь, лишь бы не стоять в этом идущем из окна потоке, стирающем тебя, не останавливаться.

Некоторые места слишком быстро становятся твоими, и тогда из них хочется бежать. Клаустрофобия от самой себя. Едешь в лифте, но этот лифт – ты сам и есть. Жмёшь кнопки, лифт останавливается на разных этажах, а дверь – не открывается.

Озеро Бохинь

Словения, сентябрь 2018

Идти – всегда двигаться к точке, с которой начал.

Я смотрю на людей, бредущих вокруг Бохиня, на каякеров, на детей в прохладной воде. Постоянство озера воспринимается как должное.

Моя бабушка держала дома трёхлитровые банки с водой. Говорила: в доме должна быть вода, мало ли что. Раз в неделю я помогала ей менять воду на новую, а старой мы поливали цветы.

Люди держат озеро про запас в этой прозрачной банке между гор, зная, что сюда можно вернуться в любой момент и напиться, даже если во всей стране отключат воду.

По Бохиню медленно движется мужчина на оранжевом каяке. Весло его идёт ровно, не отталкиваясь от воды, а пытаясь совпасть с её незаметным движением. Развернувшись к берегу, мужчина расстёгивает шлем и смотрит на меня.

– Не боишься мозоль на заднице натереть?

– А ты?

– Я пластырь наклеил. Большой. Спускайся, поплаваем.

Я встаю и иду вдоль озера дальше. Мужчина плывёт за мной.

– Вода тёплая, прыгай!

– На берегу больше возможностей для манёвра.

– Боишься воды?

– Ты можешь плыть только туда, куда тебя пустит вода. Если озеро кончится, придётся сойти на берег. А на берегу я сама выбираю, куда идти. Могу здесь остаться, могу дальше пойти, могу сесть на автобус и уехать.

– Тогда почему ты ходишь вдоль воды? Я уже видел тебя – на том берегу, вчера. Сидела как статуя.

Скидываю сандалии, забегаю в воду и отталкиваю его каяк от берега. Много болтает.

Вода в озере тёплая. Не хватает за ноги, а обволакивает их.

Оранжевый каяк уже превратился в штрих. С какого-нибудь дрона я тоже сейчас – точка на озере. Время от времени хорошо запускать личный дрон, чтобы посмотреть на себя сверху – и понять, где находишься.

Справа – седой мужчина метра два ростом и его жена, едва достающая мужу до плеча. Он сидит на раскладном стуле под деревом, она снимает его на телефон, морщась от солнца.

– Выпрямись! Как ты сидишь? Ты оперный певец – или кто?

– Оперный певец на пенсии.

– Что дети скажут, когда посмотрят?

– Что не зря дали нам денег на дом в Бохине.

– Говори с улыбкой. Скоро место на телефоне закончится.

– Не перебивай рассказчика!

Он достаёт из кармана листок, разворачивает его и пробует горло.

– Ты что, по бумажке будешь читать?

– Ты докладчика не перебивай. Голос уже не тот.

– Конечно, не тот, – дымишь как паровоз!

– Дымишь – это ты на кухне, вечно всё подгорает.

– Ты детям расскажи, чем ты занимаешься.

– Мы что, не могли это дома снять?

– Тут красиво: озеро, пейзаж…

– Готова?

Он выпрямился, откашлялся и посмотрел в камеру телефона.

– Дети, привет. У нас всё хорошо. Если бы ещё ваша мать не орала как сумасшедшая, было бы совсем хорошо.

– Так. Давай заново. Читай лучше по бумажке.

– Вы спрашиваете, что мы делаем на пенсии, – он показал исписанный листок. – Вот, я записываю все дела, которые делаю по дому. Их уже пятнадцать.

– Ну, давай, читай свои подвиги Геракла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература
Былое — это сон
Былое — это сон

Роман современного норвежского писателя посвящен теме борьбы с фашизмом и предательством, с властью денег в буржуазном обществе.Роман «Былое — это сон» был опубликован впервые в 1944 году в Швеции, куда Сандемусе вынужден был бежать из оккупированной фашистами Норвегии. На норвежском языке он появился только в 1946 году.Роман представляет собой путевые и дневниковые записи героя — Джона Торсона, сделанные им в Норвегии и позже в его доме в Сан-Франциско. В качестве образца для своих записок Джон Торсон взял «Поэзию и правду» Гёте, считая, что подобная форма мемуаров, когда действительность перемежается с вымыслом, лучше всего позволит ему рассказать о своей жизни и объяснить ее. Эти записки — их можно было бы назвать и оправдательной речью — он адресует сыну, которого оставил в Норвегии и которого никогда не видал.

Аксель Сандемусе

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза