Выбор Зигмунда

По набережной Тибра «даррак» мчался на максимальной скорости, поднимая облака пыли. Фрейд вцепился в подлокотник так крепко, словно хотел его оторвать. Поворачивая влево и оставляя сзади силуэт острова Тиберины, автомобиль был вынужден замедлить ход.

– Я думал, что вы немой, – сказал Фрейд и бросил искоса взгляд на шофера, сосредоточенно смотревшего на дорогу.

– Лучше, чтобы так считали, – ответил Август, быстрым движением губ сдвинув вбок свою тосканскую сигару. – Так больше слышишь. Вот мы и на месте.

Автомобиль выехал на поросший зеленью пустырь, выходивший к Тибру, и остановился перед чем-то, больше похожим на крепость, чем на монастырь.

– Монастырь не здесь, а рядом, но лучше, чтобы вас не видели в этих местах. Слишком много шпионов. Я пойду проверю, нет ли слежки, – сказал Август, которому уже понравилось разговаривать. – А вы пока полюбуйтесь видом.

Ветер заставил сигару «Рейна Кубана» догореть раньше времени и к тому же придал табаку неприятный вкус пыли. То ли от этого, то ли от волнения Фрейду казалось, что у него грязь во рту. Ученый перегнулся через перила моста Палатино и выбросил окурок в воду. Его взгляд упал на развалины старинного моста Понте-Ротто. Фрейд вспомнил, что этот мост самый старый в Риме. Может быть, самым старым был мост Сульпичо, но от него, кажется, уже не осталось никаких следов. Вот что такое Рим – разрушение и исчезновение. Примерно то же происходило сейчас в его душе – и не только в ней. Все выглядит бесполезным. Видно, всему суждено перемешиваться одно с другим и полностью растворяться, словно ничего не было. Тогда зачем напрягать свои силы, как он это делал? Что заставило его сначала сообщить имя Рамполлы, а теперь искать Ронкалли, чтобы рассказать ему узнанное от Лаппони? И что сможет сделать этот молодой пансионер, раз его уже выгнали из семинарии и его больше не защищает папа?

– Подайте, синьор! Будьте милосердны!

– Извините?

К нему подошел нищий – умолял о помощи всем своим видом, в руке держал берет, в берете немного мелочи.

– Вот именно, милосерден. Милосердие – это любовь к другим, – продолжил Фрейд.

– Как вы сказали, синьор?

– Да, милосердие может быть любовью, но к кому или чему? К справедливости? Не верьте в нее: она не существует. Скорее любовью к женщине.

Нижняя губа нищего отвисла: он приоткрыл рот от изумления.

– Знаете, почему на самом деле я здесь? – Фрейд покачал головой. – Я приехал сюда ради денег, а теперь не хочу уезжать, потому что хотел бы поверить в любовь. Я бы хотел, чтобы Мария гордилась мной и тем, что я делаю, и пользовалась почетом, который я сейчас не могу ей обеспечить. Вы меня понимаете?

– Нет, синьор.

– Извините меня, вы правы. Иногда я сам не только не понимаю себя, но и бываю не согласен с тем, что думаю.

Он достал из кармана своего жилета несколько мелких монет, потом положил их обратно (взгляд нищего стал печальным), вынул из бумажника купюру в пять лир… Но тут Фрейд краем глаза увидел подбегавшего к нему Августа, а нищий мгновенно скрылся.

– Они уехали, все, именно сегодня утром, – сказал он ученому. Шофер держал руки сложенными на животе, чтобы отдышаться.

– Кто все?

– Анджело Ронкалли, а с ним и Мария, и ее дочь. Этого я не понимаю. Едемте, я вас отвезу.

Автомобиль медленно двигался между платанами. Уже много листьев на них слегка пожелтели и висели на белых ветвях, как усталые ладони. Они были готовы упасть при первом порыве ветра.

– Могу я задать вам вопрос, Август? Раз мы теперь доверяем друг другу?

Шофер кивнул в знак согласия, и Фрейд заговорил снова:

– Кто вы на самом деле? Вы появляетесь и исчезаете в самые непредсказуемые моменты. Например, в прошлом месяце я выходил из магазина одежды и увидел, как вы избивали какого-то мужчину. Я лишь потом понял, что это были вы, но не забыл про тот случай.

– А я надеялся, что вы меня не заметили. Тот человек был шпионом, – ответил Август. – Он шел следом за вами – следил, а может быть, имел намерения и хуже. Этого я не знаю, потому что мне не удалось его схватить.

– Понятно. Я благодарю вас за это, но вы не ответили на мой вопрос. Кто вы?

Машина замедлила ход и почти остановилась. Август положил обе руки на руль и смотрел перед собой, но не в какую-то определенную точку. Фрейд видел его лицо в профиль. Внимательный взгляд подметил бы, что у шофера нос скорее крючковатый, чем орлиный, явно семитский, возможно, даже еврейский. Сын Давида на службе у католической церкви? Фрейду это не показалось нелепостью, ведь ее основатель тоже был сыном Давида.