Выбор Зигмунда

Лев Тринадцатый не смутился и, воспользовавшись наступившей тишиной, велел подать себе папку из красного сафьяна.

– Мне бы хотелось, чтобы вы взглянули на эти фотографии, – обратился он к Ломброзо, глядя на Фрейда. – У меня есть маленькая страсть коллекционировать изображения лиц, и я составляю из них картотеку. Мне бы очень хотелось узнать ваше мнение о чертах лица этих людей. О вас, профессор, говорят много хорошего: уверяют, что вы за одно мгновение можете распознать преступника, а мне совершенно не хочется хранить в моем маленьком собрании лицо какого-нибудь подобия демона. Могу я воспользоваться вашим великодушием и вашими познаниями?

И папа положил перед Ломброзо фотографии как раз тех трех кардиналов, проверить которых методом психоанализа был вызван венский медик! Глаза Льва превратились в щелки; губы, и так уже тонкие, еще больше втянулись внутрь рта, скрывая улыбку. Этот папа ловок как черт! Значит, ужин – только спектакль, чтобы спросить у итальянского медика его мнение о трех «подследственных», не открывая ему ничего и не вызвав у него подозрений. Действительно, ловок как черт этот папа!

«Ломброзо, помимо своих заслуг во многих областях медицины, – подумал Фрейд, – создал, как и я, новую науку – метод выявления склонности к преступлениям по чертам лица и другим особенностям внешности». Вначале австрийский ученый был почти обижен тем, что его не допускают к участию в разговоре, но теперь ликовал. В этой карточной игре троих папа возвысил его до роли соучастника, а петухом, которого ощипывают, станет другой – чем Фрейд был очень доволен.

Это, а не присутствие коллеги за столом, и был настоящий сюрприз. Теперь ему следовало вступить в игру, а если понадобится, то и вмешаться.

Ломброзо всмотрелся в каждую из фотографий внимательно, как картезианец, протер салфеткой очки, стал сравнивать снимки попарно, а затем уложил их в каком-то иерархическом порядке, смысл которого был известен лишь ему одному. Потом он вздохнул, нахмурил густые брови, словно устраняя последние сомнения, и, наконец, откинулся на спинку стула.

– У двух из трех, ваше святейшество, – заявил он, – я, несомненно, вижу признаки, из-за которых никому бы не посоветовал общаться с ними. Посмотрите на самого старшего. Лоб у него низкий, хотя кажется больше из-за лысины. Лобные пазухи хорошо заметны, лицо длинное. Этот человек, должно быть, высокого роста.

Ломброзо взглянул на понтифика поверх очков и стал ждать утвердительного ответа, но ждал напрасно. А кардинал Орелья действительно был выше его по крайней мере сантиметров на десять.

– Кроме того, – продолжал Ломброзо, – по его орлиному носу, длинным ушам и слишком большим клыкам, которые частично видны во рту, я бы осмелился утверждать, что он потенциальный убийца. Но, разумеется, я должен осмотреть его вживую. По одной фотографии я ничего не могу сказать уверенно.

– Конечно, не можете; но мне будет достаточно ваших впечатлений, – почти прервал его папа. – Прошу вас, доктор, продолжайте; мне очень интересно.

Фрейд, изображая любопытство, взял снимок в руку и внимательно вгляделся в него. На секунду у него мелькнула мысль, что три прелата прячутся за одной из желтых бархатных занавесок и, как только закончится анализ их портретов, выйдут из-за нее в своих парадных одеждах. Но Ломброзо уже занялся вторым портретом.

– Если бы я не был ученым и обращал внимание на взгляд, а не на физиогномические характеристики, я бы сказал, что этот молодой человек – фокусник или продавец эликсира. Но по объективным характеристикам я мог бы определить его как честного банковского служащего, если такие еще существуют.

И он перевернутой третьей фотографией накрыл сначала левую, затем правую половину лица де Молины-и-Ортеги.

– Смотрите: симметрия идеальная, губы правильной формы, хотя бескровные: это видно по тому, что они белые по сравнению с лицом. Расстояние между глазами большое; их углы образуют с прямым носом идеальный равносторонний треугольник. На мгновение меня ввела в заблуждение слегка выступающая нижняя часть лица. Но это второстепенная черта; она есть у многих Габсбургов, при всем моем уважении к императору Австрии и к нашему дорогому доктору Фрейду, его подданному. Этого человека мы бы спокойно могли посадить за наш стол, хотя его беседа могла бы показаться нам банальной.

Папа потер руки и движением ладони велел лакею наполнить свой бокал вином «Марианн», но не предложил это вино своим гостям.

– А что вы можете сказать мне о третьем? – Спросив это, Лев улыбнулся. – Мне очень интересно, я почти потрясен вашими догадками.

Фрейду пришло на ум, что папа, может быть, и с ним играет, как кот с мышью. Возможно, его вызов в Рим служил прикрытием для чего-то другого.

– Вы с ним знакомы? – Ломброзо поднял левую бровь и, кажется, перешел в контратаку.

– Нисколько, – солгал папа и покачал головой, рассматривая фотографию своего Государственного секретаря.

Врач-итальянец постучал пальцем по снимку.