Выбор Зигмунда

К этому вопросу Фрейд не был готов. Вопрос был ему неприятен, но лишь тем, что заставлял быстро вспомнить прошлое и проверить свою совесть. Да, он был влюблен – любил Марту, но лишь вначале. Он надеялся, что Марта будет его спутницей в поисках – и в философских, и в эротических. Хотел, чтобы Марта была госпожой его желаний, мечтал о вечной молодости вместе с ней. Потом стали рождаться дети, один ребенок за другим, и Марта становилась все больше матерью и все меньше женой. Когда он оказался в одной постели с ее сестрой Минной (если быть точным, это Минна прокралась в его постель), в первый момент он смутился, а потом было опьянение страстью и тем, что идеи и мысли у них одинаковые. Но это нельзя назвать словом «влюблен».

О Марии он не знал, что и думать. Может быть, его привязывало к ней всего лишь половое влечение, естественное для одинокого мужчины в чужой стране. Но что-то манило его узнать, так ли это. Он как будто обнаружил древнеегипетскую гробницу и хотел любой ценой узнать, что там внутри, – только мумифицированные трупы или драгоценности и золотые маски. Конечно, сравнение с гробницей не подходит для Марии – она полна жизни и вид у нее здоровый и цветущий. Но некоторые образы проносятся в уме словно молнии – вспыхивают и сразу исчезают, и их никаким образом невозможно контролировать.

– Извините меня за этот вопрос, – снова заговорил Ронкалли. – Я не хотел вмешиваться в ваши личные дела.

– Я думал о том, как ответить вам. Полагаю, да, я был влюблен, один раз. А теперь продолжайте говорить: мне интересна ваша точка зрения.

– Значит, вы можете меня понять, и вам незачем мне завидовать. Я с детства влюблен в Иисуса и его послание миру – вечное спасение для всех людей. Поэтому я отдал себя Церкви, и был счастлив, что могу это сделать, и нисколько не жалею об этом. Моя любовь безгранична и обновляется каждый день, даже среди таких трудностей, как те, которые мы переживаем в эти дни.

И молодой послушник обнял Фрейда. Это не удивило доктора, и он обнял Анджело в ответ, несмотря на свое отвращение к любому физическому контакту с лицами своего пола. Когда Ронкалли ушел, Фрейд постарался изгнать из своего ума образы Марты, Минны и Марии.

* * *

Он снова взял в руки тетрадь и сосредоточился на мыслях о том, как он должен изменить стратегию в результате хода, который сделал папа. Больше никаких дипломатических игр, никаких недомолвок или тактических приемов со средним сроком действия. На все это больше нет времени: Лев каждую минуту может умереть. Фрейд поклялся себе, что справится с порученным делом. И выполнит его не только ради последних двух тысяч лир. Он обязан это сделать ради хрупкого и могущественного человека, который так верил в него.

Ученому хотелось, чтобы эта мысль была у него последней перед сном, но в его сознании продолжали кружиться, как навязчивые комары, части головоломки, на которых были отпечатаны лица кардиналов, папы, Ронкалли, Марии и Крочифисы. Он встал с кровати и зажег сигару «Санта Клара», которую нашел в увлажнителе, среди «Трабукко». Он забыл об этих мексиканских сигарах так же, как о другом. Мало того что он до сих пор не позвонил Марте. В последние дни он даже с трудом вспоминал ее лицо и путал одно с другим лица своих детей. Кроме того, несколько последних ночей он видел сны, в которых говорил по-итальянски, путая кардиналов с Марией и Крочифису с Ронкалли. Приснилось даже, что Август нарушил молчание и рассказал ему о ценах в борделе для гермафродитов. Фрейд удивлялся тому, что хочет оставить без внимания скрытый смысл этих снов, которые недвусмысленно указывали на сильное смятение и растерянность.

Когда он выкурил больше половины сигары, оставшаяся часть показалась ему похожей на кусок копченого сала: такой она стала жесткой и так пропиталась дымом, теперь он привык к более приятным и маслянистым ароматам. Фрейд погасил окурок о подоконник.

Он вернулся в кровать, лег на спину, но не мог удержать веки сомкнутыми. Каждый раз, когда он закрывал глаза, они открывались снова и оставались широко раскрытыми. А мысли беспорядочно блуждали в уме, не давая ученому заснуть. Чтобы расслабиться, он попытался сосредоточиться на одной из них. Раньше этот прием много раз действовал успешно, но сейчас нисколько не помог.

Он взялся за пенис, и начались механические движения, не доставлявшие никакого удовольствия. И тут в его уме возникла мысль: по словам Ронкалли, папа убежден, что один из трех виновен в смерти двух любовников (покончили они с собой или были убиты, становилось все менее важным). Но на ужине папа утверждал противоположное. В одном из двух случаев он лгал, и нет оснований считать, что он не солгал послушнику.

Он повернул член влево и стал ритмично постукивать им по животу.