Выборная должность

— …Двое суток везли нас в опломбированных товарных вагонах, не давая ни куска хлеба, ни капли воды. Когда выгрузили, пересчитали. Живых погнали по дороге в лагерь, а трупы аккуратно сложили вдоль железнодорожного полотна. В лагере муж дважды столкнулся со мной лицом к лицу и не узнал меня…

О, какой далекий, какой неимоверно тяжелый путь простирался перед нею!

— …Наш отряд оперировал на юге Франции; в боях мы потеряли людей, но вскоре наши ряды пополнились. Вместе с французскими девушками я ходила в разведку, участвовала в диверсиях…

Бороться в строю, хоть и вдали от Родины, хоть и в полном безвестии,— уже совсем не то, что быть в плену.

— …Все эти годы я не могла разыскать свою дочь. И теперь ничего не знаю о ней, но верю, может быть, по-матерински слепо верю, что она жива. Могло случиться, ей дали другое имя и фамилию, и она не знает, что у нее есть мама. Теперь она уже взрослая, возможно, замужем, имеет свою семью…

План тематического вечера неожиданно был нарушен. Захотели сказать доброе слово гостям многие, и к трибуне протискивались совсем не те, кто к выступлению предварительно готовился.

Замполит подмигнул Жарикову; ничего, все нормально.

Один из выступавших закончил свою краткую речь так;

— Не допустим! Никогда больше не допустим, чтобы наши люди страдали.

Слова эти произнес солдат отнюдь не богатырского телосложения — худощавый, бледнолицый, в очках. Но он своими тонкими, как у музыканта, руками настраивал перед подвеской на самолет ракеты. На груди у него красовался значок специалиста первого класса.

Радиодинамики разнесли по гарнизону слова солдата, прозвучавшие страстной клятвой;

— Никогда больше не допустим, чтобы наши люди страдали.

Вслед за тем послышался прерывистый шумок; кто-то, сильно взволнованный, с одышкой, склонился к микрофону. И потом — сдерживаемый женский плач.

VII

Полковник, командир части, при встрече с Жариковым подавал ему руку и спрашивал по-свойски:

— Ну что, комсомольский бог?

Едва взглянув на Жарикова, не слушая его ответа, он переключал свое внимание на что-нибудь другое, по его мнению, более важное.

Так и на этот раз. Дмитрий доложил:

— Товарищ полковник, капитан Жариков представляется по случаю присвоения очередного воинского звания.

— Поздравляю. С четырьмя звездочками на погоне вроде солиднее выглядишь.— Полковник пожал Дмитрию руку.— Ну, а что вообще, комсомольский бог?

Дмитрий начал было кое-что докладывать, но полковник уже рассматривал плановую таблицу, представленную ему на утверждение.

— Кликни там штурмана,— попросил он.

Дмитрий вышел в коридор, разыскал штурмана полка, но сам в командирский кабинет уже не вернулся. С обидой подумал: «Он смотрит на комсомольскую организацию, как на детский сад».

На аэродроме его встречали сегодня особенно приветливо, молодые офицеры-комсомольцы не скрывали своей радости, будто не одному секретарю, а каждому из них присвоили капитанское звание. «Привет капитану Жарикову!», «Здравия желаем, товарищ капитан!» — слышалось со всех сторон. У Дмитрия горели светлые глаза под изломами бровей. Он ходил по самолетной стоянке, игриво набычившись, и едва сдерживался, чтобы не сцепиться с кем-нибудь из техников побороться, как бывало раньше.

Комсомольскому секретарю дали звание? Ну как же мог пройти мимо этого события инженер эскадрильи, чье представление о политработе было весьма поверхностным.

— Вот видите, товарищ Жариков: отхватили четвертую звездочку,— заговорил он, здороваясь с Дмитрием, но избегая употреблять обыкновенное слово в таких случаях «поздравляю».— Тут, в эскадрилье, кто бы тебе дал капитана? Технику самолета получить капитана даже не светит, посмотри на своих однокашников по политработе — раз-два, и в дамках.

Задетый подобными рассуждениями, Дмитрий вперил в инженера огненно-светлый ястребиный взгляд.

— Оставим пока этот вопрос... — Он задумался Л секунду и впервые назвал инженера, своего бывшего начальника, просто по фамилии: — Лучше оставим!

Инженер был явно шокирован. Свой авторитет он поддерживал в эскадрилье в основном тем, что давил на подчиненных силой старшинства. А тут с ним заговорили, как с равным, и не особенно уважительно. Прикусив губу, инженер отошел от Жарикова. Но Дмитрий последовал за ним.

— Вы не уклоняйтесь. У меня дело к вам есть,— сказал он настойчиво, догнав инженера.

— Какое?

Не лицо, а тучу увидел Дмитрий перед собой.

— Дело в том, что комсомольская организация вашей эскадрильи готовится выступить с почином: «Каждый вылет обслужить отлично».

— Ну так нарисуйте лозунг и повесьте! — раздраженно отозвался инженер.

— Это мы сделаем, не беспокойтесь,— заверил Жариков.— Но главное в том, чтобы поддержать лучших механиков и техников, дать им возможность проявить себя. И других нацелить на это.

— Ну и нацеливайте! За то вам, политработникам, деньги, платят.

— А вы что будете делать?! — Жариков стиснул зубы и втянул воздух через нос. Хотелось сказать пару теплых слов этому дремучему человеку, да нельзя, а то весь разговор испортишь… — Соревнованием должен руководить начальник. Разве до сих пор этого не знаете?

— Знаем, знаем…