Вычеркнутый из жизни. Северный свет

Наконец он повернулся и медленно пошел обратно. На главной улице движение уже стихло, магазины были давно закрыты, и только кое-где на перекрестках мальчишки еще выкликали заголовки вечерних газет. В течение вечера до Пола не раз смутно долетали их голоса, но ему так опостылели сенсации, что он не вслушивался в то, что они кричат. Но вдруг взгляд его упал на снимок, которым размахивал под фонарем оборванный мальчишка. Потрясенный, он протянул мальчишке медяк и в неверном свете фонаря поднес к глазам «Хронику». Здесь, в разделе экстренных сообщений, ему сразу бросились в глаза три строки, напечатанные расплывающейся краской. Полиция взломала двери квартиры на Ошо-стрит и обнаружила там Еноха Освальда. Он повесился на люстре.

Пол не сразу пришел в себя.

– Бедняга, – пробормотал он наконец. – Вот, значит, как он намеревался исчезнуть!

Вместе с этим возгласом, исполненным горестного сострадания, ненависть и вовсе покинула Пола. Он глубоко вдохнул. Ночной воздух был прохладен и насыщен влагой. Из булочной неподалеку, где уже вовсю кипела работа, до него донесся запах свежего хлеба. Луны не было, но над крышами стояли ясные звезды и с высоты смотрели на затихающий город. И на сердце у Пола вдруг стало легко. Быстрым шагом он пошел в гостиницу. Впервые за многие месяцы он ощущал радость жизни, обещание, таящееся в завтрашнем дне.

Северный свет

Часть первая

Глава 1

Был сырой февральский вечер, и часы на церкви Святого Марка показывали уже начало девятого, когда Генри Пейдж, попрощавшись с Мейтлендом, своим помощником, вышел из здания редакции «Северного света». Он дольше обычного просидел над передовицей для очередного номера. Несмотря на двадцатилетний опыт, он писал такие статьи довольно медленно, а кроме того, его отвлек и задержал загадочный звонок Вернона Сомервилла, после которого ему так и не удалось сосредоточиться.

В этот день автомобиль понадобился его жене, и Пейдж собирался пойти домой пешком – в последнее время доктор Бард настоятельно рекомендовал ему побольше двигаться, – но, так как было уже поздно, он передумал и направился к трамвайной остановке. Вечер был субботний, и лишь редкие прохожие попадались ему навстречу, пока он шел по Милмаркету – так назывался старинный торговый квартал Хедлстона, настоящий лабиринт узких кривых улочек и переулков, сходившихся к площади Виктории, где редакция Пейджа и его типография занимали часть дома, построенного во времена Георга III, что подтверждалось слоем сажи и грязи, с XVIII века въедавшихся в стены. Мощенные булыжником улицы были пустынны, и шаги Генри гулко отдавались в тишине. Именно в часы вечернего безмолвия, думал он, древний квартал больше всего похож на ровно бьющееся сердце этого старинного нортумбрийского города, где жили и работали пять поколений Пейджей. Он глубоко вдохнул влажный и чуть терпкий воздух. Пройдя напрямик через Дин-клоуз, он вышел на главную улицу города. Очереди на остановке не было, трамвай, идущий в Вутон, был наполовину пуст, и все же, когда Генри по давно укоренившейся привычке сосчитал экземпляры «Света» в руках пассажиров, их оказалось четыре. Рабочий, у ног которого стоял ящик с инструментами, – человек лет шестидесяти, в очках со стальной оправой, – шевеля губами и подняв газету поближе к тусклой лампочке в углу, читал передовицу. Он, очевидно, пропустил футбольный матч, оставшись на сверхурочную работу, и Генри подумал: «Старики – самый надежный народ». Он не питал никаких иллюзий относительно своего литературного таланта – его сын Дэвид не раз посмеивался над витиеватостью слога отца, – и все-таки на душе у Генри становилось тепло при мысли, что порой ему удается оказать благотворное влияние на простых людей города, перед которыми он испытывал тревожное чувство ответственности.