— Страждущій, — закричалъ я съ поспшностью, — остановитесь, а то погибнете! Вы видите передъ собою печальные остатки нкогда сильнаго и могучаго человка. Что меня привело къ этому состоянію, въ какомъ я нахожусь? То, что вы собирались сейчасъ разсказать. Постепенно, но врно этотъ несносный старый анекдотъ подорвалъ мои силы, лишилъ меня разсудка, испортилъ мн жизнь. Пожалйте меня, пожалйте хотя на этотъ разъ и лучше разскажите мн для разнообразія что-нибудь про молодого Джоржа Вашингтона и объ его скир.
Мы были спасены, но не бдный инвалидъ. Усилія воздержаться отъ разсказа своего анекдота онъ не перенесъ и умеръ на нашихъ рукахъ.
Теперь только мн стало понятно, что даже самаго цвтущаго здоровьемъ человка я не долженъ былъ просить то, что я потребовалъ отъ этого едва живого созданія; посл семилтняго пребыванія на прибрежь Тихаго океана я убдился, что ни одинъ прозжій, ни одинъ кучеръ въ Оверлэнд не въ состояніи удержаться при встрч съ чужестранцемъ отъ разсказа этого анекдота. Въ теченіе шести лтъ я здилъ взадъ и впередъ по Сіерр, между Невадой и Калифорніей, тринадцать разъ въ почтовомъ дилижанс и слышалъ этотъ убійственный анекдотъ 481 или 482 раза. У меня гд-то есть списокъ. Кучера всегда разсказывали его, кондуктора, содержатели постоялыхъ дворовъ, случайные прозжіе, даже разносчики фарфоровой посуды и бродяги-индйцы, вс разсказывали его. Одинъ и тотъ же кучеръ разсказалъ мн его два или три раза въ одинъ и тотъ же вечеръ. На всхъ возможныхъ нарчіяхъ слышалъ я этотъ анекдотъ со всми возможными приправами — виски, водки, о-де-колона, пива, табаку, лука, чесноку и т. п. благоуханіями. Ни одинъ анекдотъ не благоухалъ на меня такъ разнообразно, какъ этотъ, и никогда нельзя было его узнать по благоуханію, потому что всякій разъ, какъ вамъ казалось, что вы ознакомились съ его благоуханіемъ, вдругъ оказывалось, что благоуханіе его совершенно измнилось. Баярдъ Тэйло писалъ объ этомъ ветхомъ анекдот, Ричардсонъ издалъ его, точно также какъ Джонъ, Смитъ, Джонсонъ, Росъ Браунъ и вс, кто только посщалъ оверлэндскую дорогу между Жюлесбургомъ и Санъ-Франциско и былъ причастенъ къ литератур; я даже слышалъ, что онъ помщенъ и въ Талмуд. Я видлъ его въ печати на девяти иностранныхъ языкахъ; мн говорили, что имъ пользуются при инквизиціяхъ въ Рим, и теперь я съ сожалніемъ узнаю, что его хотятъ переложить на музыку. Не думаю, чтобъ такое положеніе вещей было бы благоразумно.
Теперь прошло время почтоваго сообщенія на лошадяхъ и почтовые кучера — давно вымершая раса. Интересно знать, однако жь, завщанъ ли ими этотъ анекдотъ пріемникамъ ихъ, служащимъ на желзной дорог кондукторамъ, ревизорамъ, и преслдуютъ ли эти имъ несчастныхъ пассажировъ, которые, подобно своимъ предшественникамъ, приходятъ къ заключенію, что, не Іо Семитъ (Yo Semite) и Бигъ-Тризъ (Big-Trees) настоящія величія прибрежья Тихаго океана, а Генкъ-Монкъ и его приключеніе съ Гораціемъ Грилеемъ [3].
ГЛАВА XXI
Утромъ на двадцатый день мы приближались къ концу нашего путешествія. Посл полудня мы должны были пріхать въ Карсонъ-Сити, столицу территоріи Невады. Мы этому не радовались, а, напротивъ, жалли. Поздка эта была такая пріятная и веселая; мы ежедневно длали новыя наблюденія и обогащались новыми познаніями и успли привыкнуть къ жизни въ почтовой карет, она намъ нравилась, такъ что мысль о спокойствіи и о скучной осдлости въ селеніи не улыбалась, а, наоборотъ, удручала насъ.
Видимо наше новое мстожительство походило на пустыню, окруженную стною снговыхъ горъ. Кругомъ не было ни одного дерева, никакой растительности, исключая безконечнаго шалфейнаго куста и гризъ-вуда (grease-wood). Вся природа казалась срой, мы снова тащились по глубокой щелочной пыли, которая поднималась густыми облаками и расходилась по степи, какъ дымъ отъ пожара. Мы покрыты ею были, какъ мельники, а также и кучеръ, карета, мулы и почтовыя сумки — все, мы, шалфейные кусты и природа вокругъ, все было однообразнаго цвта. Вдали длинные обозы съ грузомъ поднимали такія облака пыли, что, казалось, виднется степной пожаръ. Эти обозы и ихъ хозяева были единственныя живыя существа, видимыя нами, такъ какъ мы двигались въ тиши, въ одиночеств по пустын.
Каждые двадцать шаговъ намъ попадались скелеты вьючныхъ животныхъ, кожа которыхъ, обтягивая выдающіяся ребра, была покрыта слоемъ пыли. Часто воронъ, важно сидя на череп, провожалъ прозжій экипажъ съ задумчивымъ взоромъ.
Понемногу Карсонъ-Сити сталъ показываться, онъ скромно пріютился на окраин большой степи, но былъ еще настолько далекъ отъ насъ, что издали дома виднлись блыми точками въ тни цлаго ряда горъ, вершины которыхъ терялись въ облакахъ.