Пришвартовались ночью, всё вокруг заметено пыльцой, ну, дело обычное, это как и везде по реке. Горохов не стал ждать распоряжений, сошёл на пирс и хотел было дойти до фонаря, под которым висела знакомая вывеска. Раньше там был портовый кабачок с недорогой выпивкой и дрянной жратвой. Но его окликнул с лодки сержант по фамилии Мансуров, он вышел на палубу и стоял рядом с одним из солдат.
– Господин инженер!
Уполномоченный повернулся.
– Я вас слушаю, сержант?
– Приказа покидать судно не было.
– Я до бара только, туда и обратно, – это Горохову не понравилось, но сейчас он как будто отпрашивался. Он, подполковник, старший уполномоченный Чрезвычайной Комиссии, лицо, между прочим, процессуально свободное, просил у какого-то сержанта разрешения дойти до портового кабака.
– Извините, – сержант, кажется, старался быть вежливым, – но отлучку нужно согласовать с командованием.
Горохов остановился в нерешительности. Очень ему хотелось послать сержанта куда подальше, но тут же вспомнились слова капитана Сурмия: «Не делай резких движений».
«Да, наверное, капитан не зря со мной завёл тот разговор, он хотел или предупредить меня, или объяснить, чтобы я не очень злил Кораблёву, а может быть, и даже скорее всего, хотел напугать: «если она прикажет тебя расстрелять, я буду вынужден это сделать. И сделаю не задумываясь». Надо об этом помнить».
Сержант ждал ответа, и Горохов, быстро всё обдумав, сказал:
– Хорошо, я предупрежу капитана.
– Да, – сержант всё ещё старался быть вежливым, но в его словах всё-таки слышалась угроза, – это правильное решение.
И как раз из трюма на палубу поднялся сам Сурмий.
– О, инженер, а вы куда-то хотели уйти? – спрашивал он, на ходу натягивая респиратор.
– Я хотел дойти до бара, – уполномоченный указал на лампу и вывеску на доме у пирсов. – Я там бывал.
– Хорошо, – сразу согласился капитан, – только имейте в виду, мы уже связались с лоцманом, он идёт сюда, скоро пойдём дальше.
«Связались с лоцманом? С лодки никто, кроме меня, не сходил. По рации связывались. Молодцы, молодцы… Что сказать… По сути, орали в эфир на всю округу, что пойдём на юго-восток по одному из притоков. Надеюсь, хотя бы не сказали в эфир, по какому именно. Впрочем, это уже неважно».
Горохову всё меньше и меньше нравилось это предприятие. Но деньги уже были получены, согласие дано… Впрочем, он оговорил в условиях, что может покинуть экспедицию в случае высоких рисков, вот только пока особого риска тут, в Полазне, не было. И поэтому, вздохнув, уполномоченный произнёс:
– Я буду в кабаке. Если что, пришлите за мной человека.
– Обязательно, инженер, – пообещал Сурмий и был при этом на удивление дружелюбен.
Вот только Горохову не очень-то верилось в его искренность. Он дошёл до бара и, войдя туда, осмотрелся. Народа было мало, так же мало, как и лодок возле пирсов. Уполномоченный снимает маску, тут двери были по-прежнему хорошо герметизированы, и, оглядывая немногочисленных посетителей, идёт к стойке.
Там заправляет немолодая усталая бабёнка.
– Чего вам? – сразу спрашивает она.
– Пару синих, – отвечает уполномоченный и, садясь за стойку, кладёт на неё свою фуражку.
Усталая барменша наливает ему в две не очень чистых рюмки синюю, дешёвую кактусовую водку и из вежливости, а не из охоты, спрашивает:
– Вы на этой большой лодке приплыли?
– Да, – отвечает он, беря одну рюмку. Выпивает водку и, оглядывая почти пустое заведение, говорит: – Что-то народу у вас поубавилось?
– Так откуда ему быть, – невесело отвечает ему барменша. И добавляет: – Вы, наверное, давно у нас не были.
– Давненько, – уполномоченный достаёт сигареты, – года четыре точно не был.
– О, – женщина машет рукой. – Тут уже с тех пор солдаты из Углегорска были. Перебили всех наших, всё разгромили, и народец отсюда подался по реке на север.
– Значит, пустеет город? – спрашивает Андрей Николаевич. Он в курсе армейской операции, которая тут происходила без малого пять лет назад, она почти не затронула местных, разве что самых одиозных, их выгнали в степь, а там переловили и перебили, главные действия армии происходили не в городе, а как раз вокруг. Там, где пришлые при помощи местных строили что-то большое, что-то важное. Горохов знал про это, как говорится, из первых рук, так как сам помогал армейским планировать операцию. Он консультировал офицеров штаба.
– Пустеет, всё разгромили, всё, – продолжала барменша, – у нас, поди, каждый четвёртый дом сейчас пустой стоит. А раньше попробуй найди недорогое жильё. Разбегаются люди.
– А старатели, охотники, рыбаки? – Горохов закуривает. – Неужели тоже уходят?
– Ну, те, что саранчу заготавливают, те ещё работают, саранчи в степи много, ну и рыбаки топливо ещё гонят, рыбы тоже хватает, а вот в Пермь люди ходят всё меньше.
– А что так? – удивляется уполномоченный.