«Выход»

– Так там, говорят, жутко стало, много таких злых зверей развелось, о которых самые опытные промысловики и слыхом не слыхивали. Ужас, говорят. Всё тяжелее искать цветнину, много народа стало там пропадать. Вот промысловый люд и бросает Пермь, в другие места уходит. Говорят, в Тагил многие пошли. Хотя раньше считалось, что Тагил самое гиблое место.

Да, так и считалось, там, на востоке, были совсем дикие места. Жара, пески и камни, мало населённых пунктов, колодцы сложные, глубокие, маловодные. Да и вывозить оттуда ценный товар ещё та задачка, реки там не было, а на Губаху оттуда шёл путь через Большие Камни. Тоже места не очень приятные, а зачастую и совсем безводные. И если старатели подались туда, значит, тут стало ещё хуже.

– Ну понятно, а казаки-то тут местные появляются? – Андрей Николаевич берёт вторую рюмку.

– А, эти-то, эти появляются, топливо привозят всё время, саранчу, дрофу вяленую, – сообщила барменша.

Горохов выпил. Поставил рюмку на стойку.

– Ещё? – спрашивает женщина, беря бутылку.

Уполномоченный делает знак рукой: нет, хватит.

Она разочарованно отставляет бутылку, а потом начинает косить глазками из стороны в сторону:

– Мужчина, а вы отдохнуть не желаете… Ну, отдохнуть…, – барменша немного стесняется.

– Отдохнуть…, – Горохов прекрасно понимает, что за отдых она ему предлагает, он начинает оглядываться по сторонам, может, он кого-то не заметил, но нет, в помещении ни одной женщины, кроме барменши, – а что, у вас боты остались?

– Ой, да какой там, – она, чуть смущаясь, машет рукой, – они уже года три как передохли все. Со мной отдохнуть, я возьму недорого, копеек десять.

– Три года как передохли? – как много новостей он узнал за одно посещение бара.

– Да уж, все передохли, хотя уборщики или боты-рабочие ещё держатся, ковыляют там как-то, а бабы-то все передохли, – говорит она и снова предлагает: – ну так что, отдохнуть не желаете?

У неё над левой бровью заметен серый желвак – проказа, хотя для её лет этого очень мало, видимо, в прошлое время ей хватало денег на антибиотики и витамины. Нет, ему жениться скоро, его Наташа заговорила про женитьбу перед отъездом, и Горохов отказывается:

– Нет, не получится, устал сильно.

И как раз в этот момент в заведение входит один из людей Сурмия, он снимает очки, оглядывает помещение и идёт к уполномоченному.

– Господин инженер, лоцман пришёл, капитан просит вас вернуться на судно.

– Хорошо, – говорит Горохов и лезет в карман за деньгами.

– Инженер! – барменша смотрит на него так, как будто только что увидела. Потом глядит, как он кладёт на стойку деньги с хорошими чаевыми, как надевает фуражку. Она явно удивлена и выпучила на уполномоченного глаза. Но её удивление немое, женщина так ничего больше и не произнесла.

А Андрей Николаевич машет ей рукой и, натягивая респиратор, идёт с солдатом к двери.

Глава 20

Лоцман, крепкий такой мужичок, в большом респираторе – сразу видно, к пыльце относится серьёзно, – в длинном, почти до пят, пыльнике, уже стоит на самом носу лодки. В рубку к капитану зашёл только на пару минут, поговорил с ним, условился о чём-то и вышел на палубу. Что-то негромко бубнит через респиратор в изрядно шипящую рацию.

– Мы, что, ночью пойдём? – спрашивает Горохов у стоящего там же на палубе Сурмия. И как раз в эту секунду вместо ответа у него под ногами мелко завибрировала палуба, загудел, пока на низких оборотах, мотор.

– Да, лоцман гарантировал, что на мель мы не сядем, – отвечает капитан.

– Гарантировал? – уполномоченный всматривается в черноту, что лежит перед ними. – Тут же ничего не видно, у него, что, инфракрасное зрение?

– Насчёт зрения он не говорил, сказал только, что хорошо знает все притоки, – капитан, чуть помолчав, добавляет: – Он говорит, что пока дойдём до Чусовой, уже рассветёт, а тут, на Большой реке, он все мели наизусть знает.

– Рискуете, – сухо замечает уполномоченный. Он всё равно сомневался в необходимости устраивать заплывы и манёвры здесь, среди заводей и отмелей.

– Торопимся, – спокойно поясняет капитан. Сурмий явно не видел опасности, а может, ему было всё равно.

Горохов мог, конечно, спросить, чья это инициатива, но какой смысл, и он сам, и этот армейский капитан знали, кто готов был рисковать ради выигрыша трёх часов.

Всё, швартовы отданы, матрос на палубе собирает канаты в бухты.

– Давай помалу, – говорит лоцман в рацию, говорит громко, так что все вокруг слышат. – Малый назад.

И двигатель сразу ожил. Вязкая, липкая от оранжевых амёб вода пошла небольшой волной, которая негромко шлёпнулась в причал, и большая лодка стала медленно отваливать от пирса.

– Давай, давай, – продолжает лоцман, – помалу, помалу…

И судно потихоньку сначала отошло от берега, потом развернулось и пошло по течению к Большой протоке.

***

Солнце уже встало, когда они наконец вышли из мощного течения Камы и свернули в медленные воды Чусовой.

– Пермь, – говорит капитан судна Горохову.

По правую руку в утреннем солнце подымались первые развалины некогда гигантского города. Бетонные обломки стен в утренних лучах кажутся розовыми.