Выхода нет

У. Г.: Нравится вам это или нет, они это сделают. Вы в этом вопросе не имеете голоса. Если не ты, то кто-то другой сделает это. Как ты можешь это остановить? Любой школьник знает, как они делают атомную бомбу. И по всем миру уже недосчитались огромного количества радиоактивных веществ. Они окажутся бог знает в чьих руках. Ноу-хау доступно каждому. Однажды кто-нибудь им воспользуется. Тогда у нас будут неприятности. Если ты не сделаешь этого [исследования] из-за того, что тебя останавливает некий этический кодекс, это не поможет, поскольку этот кодекс не остановит кого-то другого.

В.: Нет, я думаю, мы можем контролировать это.

У. Г.: Да, но как долго?

В.: Ну, сколько сможем…

У. Г.: Оттягивать чёрные времена? Так? Это всё, что мы пытаемся делать. Но для кого? Я не пою мрачную песнь Страшного суда. Если человечество исчезнет, я готов исчезнуть вместе с ним. Но что мы можем поделать? Мы ничего не можем сделать. Это всё слишком далеко зашло.

В.: Иногда я думаю, может, мы встали не на тот путь…

У. Г.: Не думаю, чтобы мы намеренно выбрали неверный путь. Что-то произошло с человеческой расой, очень давно. Теперь мы представляем собой угрозу для этой планеты. Возможно, это у природы такой способ убрать со стола и начать всё заново как можно быстрее. Я не вижу никакого плана природы, а вы? Мы проецируем наши собственные измышления на природу и представляем, что она мило упорядочена. Мы воображаем, что есть некий проект или план, а также такая вещь, как эволюция. Я не вижу ничего подобного. Возможно, нет никакой эволюции, кроме того, что мы видим в природе и что мы проецируем на неё. Складывая всё это вместе, мы делаем предположение, что вот это развилось из того-то.

В.: Но в природе, кажется, случаются аномалии и исключения…

У. Г.: В какой-то момент процесс затихает. И после этого происходит скачок. Это мы и называем мутацией. Есть ли какая-то связь между ними? Пытаясь обнаружить за всем этим некий план, мы связываем эти две вещи и называем это эволюцией. То же самое в физике.

Так что же нам делать? У меня нет ответа. Мне его не дали. Никто не отбирал и не избирал меня на роль спасителя человечества. Все эти разговоры о неизменном, вечном, совершенном человечестве не имеют абсолютно никакого смысла для меня. Меня интересует только то, как мы функционируем прямо сейчас.

Это [тело] вовсе не думает в понятиях сотни лет, или двухсот лет, или даже завтра. Нет, оно всего лишь заинтересовано в том, чтобы выжить сейчас. Если оно сталкивается с опасностью, оно включает всё, что у него есть, все свои ресурсы, чтобы выжить в этой конкретной ситуации. Если оно выживет в этот момент, у него будет следующий момент. В этом его собственная награда — продолжать жить ещё один момент. Таким вот образом тело функционирует сейчас. Не стоит ломать голову и изобретать философии момента, ситуационные модели и всё такое. Тело функционирует от момента к моменту, потому что сенсорные ощущения и реакции также происходят от момента к моменту. Каждое ощущение или реакция независимы. Какова цель этого тела, зачем оно существует, куда всё это может вести, я на самом деле не знаю. У меня нет способа выяснить это. Если ты думаешь, что знаешь, удачи тебе!

Так какой смысл суетиться, пытаясь остановить рост генной инженерии? Скажи мне.

В.: Нет, мне просто интересно, правильный ли шаг мы делаем, в верном ли направлении?

У. Г.: Ну, какая мотивация стоит за всеми этими исследованиями? Скажи мне.

В.: Хотелось бы думать, что это здоровое стремление к знанию ради удовлетворения любопытства и просто ради удовольствия.

У. Г.: Но этим всё не заканчивается.

В.: Правда. Другие люди, политики и им подобные, эксплуатируют результаты нашего труда.

У. Г.: Я боюсь, ты не можешь вот так легко оправдать самих учёных. Эйнштейн содействовал тому, чтобы Рузвельт сбросил атомную бомбу. «Если не Вы, то они это сделают», — сказал он. Он дал такой совет из-за своего презрения к Германии и из благодарности Соединённым Штатам, которые помогли ему преуспеть в его работе и достичь потрясающих результатов. Потом он сожалел об этом совете. Но это не имеет значения.