Выходим на рассвете

— Ладно! — с легкой улыбкой прервал его Корабельников. — Не надо таких пылких клятв, нужны доказательства делом. А дело мы вам найдем. Вы, насколько я знаю, юрист, хотя еще и недопеченный. Так вот, поезжайте на маслобойный завод купца Рукавишникова, это от города в сорока верстах. Туда уже посланы наши люди, но боюсь, что им трудно разобраться в том, что там произошло. За саботаж распоряжения о сдаче части продукции губпродкому мы конфисковали ее всю. Но с наличием масла на складе какая-то чепуха. По книгам — одно, фактически — другое. Есть подозрение, что купец какое-то количество масла утаивает, хотя вывезти его скрытно вряд ли мог, завод взят под охрану. Возглавьте расследование. Найдите недостающее. Вы знаете, как дорог нам сейчас каждый фунт хлеба, а уж масла и подавно. В городе, вы знаете, давно уже туго с продовольствием. Наши враги во всю вопят, что Советская власть довела до голода. Но сами же способствуют тому, чтобы он был… Мы дадим вам мандат, чтобы все наши товарищи на заводе оказывали вам содействие.

— Я готов ехать! — ответил Сергей. — А когда закончу — что буду делать дальше?

— Вернетесь — приходите. Найдем дело.

Через четыре дня, докопавшись, куда делось недостающее масло, и отправив все его запасы на мобилизованных подводах в город, Сергей с этим же обозом вернулся. Сдав масло на склад губпродкома, он пришел в губком к Корабельникову.

Выслушав Сергея, Корабельников похвалил его за успешное выполнение поручения и вдруг сказал:

— А ведь на вас поступил донос.

— Донос? — вспыхнул Сергей. — От кого? О чем?

— От кого — неизвестно. А вот о чем… Некто прислал в чека письмо, что вы вернулись на службу Советской власти по поручению тайной антибольшевистской организации с заданием от нее. И требует вас арестовать.

— Ну что ж! — Сергей вскочил. — Моя совесть перед вами чиста. Пусть меня арестовывают, пусть расследуют!..

— Да не горячитесь! — улыбнулся Корабельников. — Порох какой… Никто вас не арестовывает, как видите. А надо, так и без вашей просьбы взяли бы. Значит, не надо. Лично я вам доверяю и не вижу оснований вас в чем-либо подозревать. Хотя, не скрою, есть и другие мнения…

— Если такие мнения есть — значит, я должен уйти. Я не могу работать в обстановке недоверия… Но и домой вернуться я не могу. Я отрезал себе путь назад…

— Вот даже как? — Корабельников долгим удивленным взглядом посмотрел на Прозорова. — Где же вы в таком случае намерены квартировать?

— Все равно где. Хоть в гостинице, хоть в казарме. Самое главное — чтобы мне было доверено дело.

— Мы вам его найдем…

В этот момент Корабельникову позвонили по телефону. По мере того как он слушал, лицо его все больше полнилось тревогой.

— Хорошо, иду! — бросил он в трубку и сказал Сергею: — Извините, у нас срочное совещание. Освобожусь примерно часа через полтора. Приходите к тому времени сюда. А пока займитесь устройством. Вот вам… — Корабельников, черкнув несколько слов на листке, отдал Сергею. — В общежитие совработников.

Выйдя от Корабельникова, Сергей отправился в общежитие.

Он шел и все никак не мог успокоиться. Донос… Кто мог написать его? Зачем? Оклеветали! Но в основе клеветы то, о чем ему говорил Геннадий. Не может быть, чтобы он был причастен к доносу, не может быть! Скорее всего это работа тех, кто вынудил Геннадия сделать гнусное предложение… Сообщил им об отказе брата, и вот решили отомстить, да еще как — не своими руками, руками чека. Низкие люди! Как трудно верить, что с такими людьми связан Геннадий. Ведь он благородный человек, честный, порядочный, этого у него не отнять. Да, их убеждения расходятся. Но можно ведь находиться на самых противоположных позициях и вместе с тем оставаться порядочными людьми. Как Геннадий мог согласиться передать такое гнусное предложение? И кому — родному брату!.. Все-таки надо бы с ним объясниться. Но нет, нет, домой — ни шагу! Потом как-нибудь при случае, конечно, надо будет поговорить с ним…

Но самое главное — как теперь жить? Что делать? Валентин Николаевич сказал, что доверяет по-прежнему. А другие? Будут ли доверять? Может быть, чека уже следит? Снова стать только студентом, быть в стороне от всего, а заодно — от подозрений? Нет, невозможно! Надо делом оправдать себя… Только делом!