Вымышленные библиотеки

В коридоре я складирую комиксы и книги о дорожных путешествиях. И наконец, в комнате для гостей – каталонская литература, эссе о любви, полка книг о Пауле Целане и несколько сотен латиноамериканских хроник, а также по два экземпляра каждой из написанных мною (полностью или частично) книг. В этой библиотеке, по мере разрастания книжного фонда и увеличения числа поездок в IKEA, странным образом переплетаются логика и каприз.

Книжные шкафы в кабинете – из цельного дерева. Мои родители, не утратившие веру в надежность качественной мебели, купили их когда-то на мои же деньги, чтобы разместить прототип моей библиотеки в нашей старой квартире в Матаро, когда я отправился в длительную поездку за границу в далеком 2003 году. Остальную часть квартиры заполонили полки Billy, прогнувшиеся под своей тяжестью, постепенно разваливающиеся на части из-за моей неумелости. Я обрек их на столь тяжкую участь в то самое мгновение, когда неудачно закрепил шурупами; пускай я более-менее сведущ в вопросах литературы и чтения, но руки у меня растут не из того места.

Среди моих детских игрушек, помимо микроскопа и наборов по физике и минералогии, был ящик с инструментами: вряд ли стоит говорить, что я в итоге не подался ни в естественные науки, ни в столярное дело.

«Каждая коллекция – это театр воспоминаний, драматизация и инсценировка личного и коллективного прошлого, запечатленное детство, увековеченная после смерти память», – пишет Филипп Блом в книге «Иметь и хранить: интимная история коллекционеров и коллекционирования», добавляя: «Это больше, чем символическое присутствие: это перевоплощение, пресуществление». Книги, ежедневно окружающие меня, приближают меня к самому себе – к тому, кем я был, к тому читателю, что постоянно растет, меняется, обрастает новыми слоями, – равно как и к информации, идеям, которые они содержат, или же на которые лишь намекают, полные своеобразных порталов-гиперссылок: бо́льшая часть из них – планеты, вращающиеся вокруг мыслителей, писателей, исторических фигур, знакомых мне не понаслышке. Это друзья друзей, невольные соучастники, постоянно движущиеся звенья запутанной системы возможного знания.

Друзья, приятели, будущие собеседники. Вот три ярлыка, согласно которым я упорядочу свою библиотеку. Такая мысль приходит мне в голову, пока я дописываю это эссе. В следующем месяце мы устроим перестановку в доме по радостному, семейному поводу.

Я демонтирую библиотеку, чтобы придумать ее заново. Рядом со мной будут только те авторы и книги, с которыми меня связывает более или менее тесная дружба. Они останутся в кабинете (или войдут в него). Книги окружат меня, как когда-то окружила память о них или об их создателях.

В столовой пусть будут знакомые, те, к кому я испытываю уважение и симпатию. Большинство книг, которые я не читал и не знаю, прочту ли когда-нибудь, я подарю, отдам, принесу в жертву; те, что пока лежат в проходе, будут ждать своей очереди терпеливо, безучастно, как люди, которых не знаешь. Возможно, они так навсегда и останутся незамеченными и неузнанными.

Эби Варбург, основатель самой удивительной библиотеки XX века, поместил над ее входной дверью одно слово: «Мнемозина». Там книги и гравюры перемещались и мигрировали в соответствии с динамично меняющимися отношениями родства и взаимной близости, создавая временные коллажи, предоставляя читателям самим воображать и додумывать связи между ними. Для него библиотека имела смысл только в том случае, если по ней можно было пройтись, прогуляться.

Под пристальным взглядом бродящего посетителя изображения и тексты пускают друг в друга невидимые стрелы, отправляют нейронные сигналы, подобно электричеству, питающему историю форм и искусства.

«Это не просто собрание книг, а скопление головоломок», – призналась Тони Кассирер, жена немецкого философа Эрнста Кассирера: существование библиотеки имеет смысл только в том случае, если она приносит столько же успокоения, сколько и тревоги, если она дает ответы, но прежде всего – если сталкивает нас лицом к лицу с загадками и вызовами.

Жить в окружении книг означает, что вы не пасуете, не сдаетесь, хоть стопка непрочитанного всегда на голову выше того, что удалось закончить. Книги, составляющие друг другу компанию, – это цепочки означающих, мутирующие смыслы, вопросы, меняющиеся сообразно тону и отклику. Библиотека непременно должна быть разносторонней: одно лишь смешение разнородных компонентов, противоречивых сочетаний может привести к рождению оригинальной мысли.

Многие из тех, кто бывал в библиотеке Варбурга, сравнивали ее с лабиринтом. В своем предисловии к книге «Warburg Continuatus: Описывая библиотеку» Фернандо Чека отмечает: «Будучи театром и ареной для науки, библиотека также является подлинным «театром памяти». Чем и попыталось стать это эссе. Борхес писал в стихотворении, метко озаглавленном «Лабиринт»: