Выпьем за любовь (СИ)

Грима был похож на лиса, которому прищемило капканом хвост. Эовин не любила охоту, во многом из-за жалостливости: она просто не могла смотреть в глаза тому, кто вот-вот умрёт. Но этот лис не умирал. Добрые егеря всего лишь хотели вытащить его хвост из капкана и слегка подлечить. Во взгляде этого лиса был вполне понятный и обоснованный страх, но кроме того ещё и нечто другое. Готовность вцепиться в неё зубами, расцарапать её лицо когтями, если она сделает хоть один неверный шаг. Эовин очень надеялась, что у неё всего лишь разыгралось воображение, и лучшим вариантом, по её мнению, было перевести всё в шутку.

— Полюбила парня я, да оказался без хуя. Да на хуя ж мне без хуя… — завела она «Частушки», но он тут же прервал её, схватив за руку.

— Не смешно, — устало выдохнул он. — Спой «Красиво».

Эовин лишь пожала плечами и начала петь. Поначалу она ничего не замечала, уверенная, что это лишь каприз, прихоть, и не более. Но, приблизившись к припеву, она вновь почувствовала на себе его тяжёлый пристальный взгляд. И внезапно она всё поняла.

— Красиво ты вошла в мою грешную жизнь, красиво ты ушла из неё…

Грима не моргал, и Эовин приложила все усилия, чтобы не сдаться, не проиграть ему в этом маленьком поединке. Как и в такси, он намекал, только теперь не говорил напрямую, сам, а заставлял её озвучивать его собственные подозрения единственно возможным способом и следил за реакцией. Она была слишком холодна с ним сейчас. Алкоголь ослабевал, усталость брала верх, а Грима был просто Гримой — не больше и не меньше. Она позволяла держать себя за руку, но не гладила по голове, не смотрела ласково, не успокаивала так, как успокаивала бы, если бы и впрямь была рядом, если бы и впрямь переживала за него не как за обычного человека, но как за близкого. Она не лицемерила и не скрывала, что не испытывала сейчас к Гриме никакой нежности.

— Но, играя, разбила мне душу, а ведь это совсем не игрушка…

По его щеке скатилась одинокая слеза. Эовин всеми фибрами своей души ненавидела, когда он так делал.

— Это сердце моё.

Он не выглядел подавленным, расстроенным от этих новостей, и даже жалким уже не казался. Полностью сосредоточив на ней своё внимание, он перестал притворяться жертвой и лишь немного показал хищное нутро. Едва не скалясь, Грима следил за ней с жадностью, заставлял обратить на себя внимание, не давал отвернуться. Будто говорил: «Как же так, милая, с первым криком петухов — и на попятную? Думаешь, я забуду? Не надейся, не забуду».

От короткого испуга Эовин вырвала руку из его хватки, и, к удивлению, он не стал её удерживать.

Вырвавшись из плена, она наконец обратила внимание на медсестру. Та тихонько сидела и вяло наблюдала за развернувшейся сценой — первый рассвет нового года оказывал тлетворное влияние не только на весело отпраздновавших, но и на работающих вопреки всему.

Эовин снова выглянула в окно, но пейзаж мало чем отличался от прежнего, хотя казалось, что они ехали целую вечность.

— Вы не подскажете, когда мы уже доедем до больницы?

*

Больница встретила теплом, холодным светом и хирургом Геннадием Адольфовичем, обладавшим широкой улыбкой крокодила Гены и производившим впечатление душегуба. Приметив его, Грима тут же ползком стал пробираться обратно к выходу, уверяя, что в российских больницах все как мухи выздоравливают, и он сам не успел войти в лазарет, как уже оказался здоров, но Эовин быстро развернула его обратно и затолкала в распростёртые объятия слишком бодрого врача, разменявшего как минимум восьмой десяток.

Зачем-то Грима попытался пропихнуть её как невесту, упрашивая взять её с собой хотя бы на УЗИ и всовывая отказывающемуся доктору купюру. Плюсом ко всем своим недостаткам Грима был то ли жмотом, то ли кутилой, спустившим все деньги на неё. Иначе объяснить, почему он упорно впихивал Геннадию Адольфовичу невесть откуда взявшиеся бумажные десять рублей, Эовин не могла.

Геннадий Адольфович, не будь дурак, начал задирать ценник. Но десяточку прикарманил.

— Какая же она вам невеста, сразу видно, что из Красноярска. Вот была бы она из Ярославля или хотя бы из Архангельска, то было бы совсем другое дело. А с невестами из Красноярска не пускаем.

Грима недовольно поджал губы, наблюдая, как старая помятая бумажка скрывается в кармане белого медицинского халата, и умоляюще посмотрел на Эовин. Она лишь пожала плечами.

— У меня осталось только на такси, — это было чистейшей ложью. За всю ночь Эовин не потратила ни рубля, но идти и держать Гриму за ручку на УЗИ, тем более после того, что было в машине скорой, ей совершенно не хотелось. Большой мальчик, справится сам.

Он выглядел так, словно она самым подлейшим образом его предала, но Эовин лишь подмигнула ему, помахала ручкой вслед и осталась в коридоре в томительном, изнуряющем ожидании новостей. Медсестра с регистратуре ходила взад и вперёд, бодрилась кофе и снова ходила взад и вперёд. Она была вместо маятника, вместо секундной стрелки на циферблате часов. Своей точностью и зацикленностью на мелких делах она помогала отслеживать время и одновременно сводила с ума.