С четвёртым она повстречалась в тренажёрном зале, и с ним у Эовин были самые серьёзные отношения. Игорь учился на агронома, что в глазах дяди сразу ставило его на пару ступеней выше, чем всех её бывших. Компьютерщик, юрист и уж тем более видеоблогер не могли сравниться с тем, кто работает с землёй. В общем, он нравился её семье, и даже Эомер стал спрашивать, когда они уже съедутся. И они стали съезжаться. Потихонечку. Пару дней в неделю она стабильно ночевала у него, завтракала с ним, а потом как пойдёт. Но трещины в их быте появились очень быстро и почти мгновенно разрослись до полного разрушения их уютного гнездышка. Выяснилось, что агроном Игорь, как только закончит учиться, собирается вернуться в свой посёлок, и там он женится на Арине, дочери главы администрации. Прикинув, что от падения со второго этажа такие, как Игорь, не умирают, Эовин без зазрения совести спихнула его с балкона.
С тех пор минуло полтора года, и она продолжала оставаться одна. Ровно до той злополучной новогодней ночи. Внезапно, с Гримой она почувствовала себя хорошо и комфортно. Но теоретические новые отношения накрылись медным тазом спустя всего несколько часов. Она признавала, что та ночь была тяжёлой и сорваться после неё было бы вполне объяснимо, но никакой уверенности в том, что манипулирование и шантаж и впрямь представляли собой единичную акцию, не было. Да, песни Игоря Николаева стояли у неё на повторе. Да, иногда она думала о том, как её фотография стоит на рабочем столе его домашнего ноутбука. Да, она узнала, каким парфюмом он пользуется, и пару раз заходила в магазин, чтобы понюхать пробники. Но не купить же, в конце концов.
Однако на пятой банке пива идея завалиться к Гриме и отпраздновать вместе с ним уже не казалась такой сумасбродной и отчаянной, как раньше. Тем более, что прошло уже полтора месяца, и ему можно было буквально всё. Лучше так, чем поодиночке. Лучше побыть любимой в руках человека, которого не то чтобы любишь, но отвращения точно не испытываешь, думала она, чем обнимать подушку, размышляя об одинокой смерти в окружении сорока кошек. Потому, недолго думая, Эовин быстро надела самую удобную одежду и самое неудобное бельё и направилась к своему какому-никакому, но Валентину.
Домофон возвестил о приходе внезапного гостя, и Грима ждал её чуть ли не у самого порога, открыв сразу же, стоило раздаться звонку. Эовин подумала, что хоть она и припёрлась к нему без приглашения и по собственному желанию, она всё же не пальцем деланая, а потому начать следовало не со слов «добрый вечер, к вам диспетчер», а с праведного и никогда не бывающего лишним наезда.
— Ты так и не извинился за тот закидон в больнице, — слегка пошатываясь, Эовин оперлась плечом о дверной косяк, нахмурив брови и весьма элегантно, по её мнению, пытаясь сдуть свисающие на лицо волосы. Ей казалось, что она похожа на грозную валькирию, но валькирия так грозно надула щёки, что была больше похожа на обиженную девочку лет пяти в теле девушки, старше лет на двадцать.
— Я же написал письмо с извинениями. Помочь? — спросил он, указывая на злосчастную прядь, которая никак не хотела сдуваться. Эовин прищурила глаза, уставившись на его руку так, будто у неё была очень сильная дальнозоркость, но затем кивнула, позволяя убрать мешавшие волосы за ухо.
— Это не извинения, а отписка, — она уткнула руки в бока и икнула будто бы в знак подтверждения силы своего гнева.
Грима с каким-то слегка напуганным выражением лица поднял руки так, словно она была полицейским и поймала его с поличным за варкой мета, в то время как он был всего лишь самым обычным учителем химии, решившим подзаработать на стороне.
— Прости меня, пожалуйста. Мне очень стыдно за своё поведение. Я, когда выпью, сам не свой становлюсь. Как будто вроде бы я, а вроде бы уже и не я. Потому и стараюсь не пить вообще.
Эовин смерила его взглядом, полным подозрения, прикидывая, насколько она ему сейчас верит. Несмотря на все те гадости, что он натворил в новогоднюю ночь, и все те странные вещи, что делал прежде, почему-то ей очень хотелось верить. Она пыталась припомнить всё самое плохое, пыталась вспомнить его взгляды, сообщения, неловкие прикосновения, и теперь ей казалось, что многое она надумала. Если бы он действительно смотрел на неё с нескрываемой похотью, разве не пошли бы по их дружному конезаводу слухи? Одна его секретарша чего стоила, такую сплетницу ещё поискать. И на корпоративе он вроде обнимал кого-то ещё, и из пуховика действительно могло вылезти пёрышко, и подкаты были глупыми, но по-своему милыми, да и сама она пусть и язвительно, но всегда отвечала на них. Эовин уже не понимала, права ли она или же просто его оправдывает, потому что сейчас ей грустно и ни за что не хочется быть одной, но это было и не важно. Под действием алкоголя она становилась бесстрашной, и она бы руку в пасть льву не побоялась положить, что уж там какой-то Грима.
Кивнув собственным мыслям, она решительно расстегнула пуховик и бросила его прямо на пол. На большие чудеса ловкости её не хватило.