Выпьем за любовь (СИ)

С одной стороны была семья, с другой — отношения, от которых Эовин из принципа и врождённого упрямства отказываться не собиралась. Где-то посередине болталась она сама, одинокая в своей лжи и разрываемая на части мыслями о том, как её семья обрадуется Гриме и как Грима обрадуется фингалу под глазом, который неминуемо появится, стоит им перестать скрываться. Но пока всё было мирно. Она честно ставила своих в известность, что не будет ночевать дома, что находится в полной безопасности, что телефон у неё всегда под рукой, и потому совесть её почти не мучила.

Так было ровно до того злополучного дня. Казалось бы, суббота, на улице светило солнышко, птички пели, полусонные пчёлки жужжали, природа просыпалась, и вообще всё было замечательно. Но просыпалась не одна только природа, не только птички и пчёлки, но ещё и подозрительность.

— Ты что, курил в квартире? — вместо положенного «доброго утра» Эовин поморщилась и сонно потёрла глаза. В гостиной пахло так, словно в комнате выкурили по меньшей мере целую пачку. Собственно, эта самая пачка и валялась, смятая, на краю журнального столика, а рядом с Гримой лежала новая, и он уже успел её почать.

— Ты проспала пятнадцать часов. И это уже не в первый раз, — заядлый курильщик казался обеспокоенным, нервным, каким-то чересчур бледным, даже для самого себя, зажатым, хоть и сидел на собственном диване в собственной же квартире, и у Эовин закрались смутные подозрения, что всё то время, пока она тихо-мирно посапывала в подушку, он гуглил причины такого долгого сна. И догуглился.

— Забей, переутомление. У меня уже было такое. Много ела, много спала, просто нужно отдохнуть.

— Со здоровьем шутить нельзя, — начал он ей втолковывать как маленькой. — А вдруг с щитовидкой что-то? Или с нервами? Или, не дай бог…

— Со мной всё нормально, — Эовин быстро перебила его и плюхнулась рядом, расплывшись в широченной улыбке и будто доказывая, что она пышет здоровьем. — Я прекрасно себя чувствую.

— Ну да, и засыпаешь на ходу, — кивнув, Грима потянулся слегка подрагивающей рукой за сигаретами, но Эовин оказалась быстрее — в следующий миг она уже прятала пачку за спиной, с хитрецой щуря глаза.

— Курить, между прочим, тоже вредно. А у меня просто переутомление,

— От чего? Что-то я не слышал, чтобы твой отдел завалило работой или чтобы дома у тебя обстановка была напряжённой.

— А раз не переутомление, то я обязательно помираю, да? — Эовин не выдержала и сорвалась. Улыбка исчезла, сменившись выражением крайней степени раздражения. — Щитовидка, нервы. Ты ещё скажи, что я залетела.

Недовольный прищур Гримы мгновенно испарился, его взгляд забегал по её лицу так, словно он видел её впервые. За три года работы и общения с ним Эовин знала, что так быстро его глаза бегают только тогда, когда он что-то считает, а калькулятора под рукой нет. Обычно она не обращала на это особого внимания — привычка, всякое бывает, но сейчас его мечущийся взгляд беспокоил её.

— А у тебя месячные давно были?

— Извращенец, — скрестив руки на груди в защитном жесте, Эовин надула губы и отвернулась, изображая из себя неженку. На самом же деле она пыталась справиться с внезапно нахлынувшей волной ужаса. По щекам вмиг поползли пунцовые пятна, а по спине пробежали липкие мурашки. О чём о чём, а вот об этом она не думала. И вообще забыла. И не особо страдала. Последние месяцы выдались насыщенными, и за всеми играми в прятки она попросту потерялась во времени и запуталась в событиях.

— Ой-ой-ой, какая запретная тема, как мне совестно, — прекрасно понимая, что её реакция фальшива, он продолжал до неё докапываться. Его вкрадчивый голос проникал в самую душу, снова и снова заставляя думать, вспоминать и переживать от того, что вспоминаться ничего не собиралось. — Сама подумай, мы с тобой встречаемся с середины февраля, и я что-то не припомню…

Не дав ему договорить, Эовин схватила его за руку и наконец обернулась. По всей видимости, она выглядела настолько шокированной и испуганной, что Грима тут же подскочил на ноги, чмокнул её в лоб и, пообещав, что вернётся очень скоро, на всех парах умчался в аптеку. А Эовин так и осталась сидеть на диване, пытаясь успокоиться и найти хоть что-то нормальное в этой ситуации. Про хорошее речи не шло вовсе.