Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой

Она отдает стопку писем. Затем отходит и садится спиной к залу. Он кладет письма в планшет, смотрит ей в затылок, медлит.

ТОЛЯ (будничным голосом). Ты не должна была этого делать.

Она молчит.

ТОЛЯ. Ты всех нас предала.

ТАНЯ (без всякого выражения). Ты дурак.

ТОЛЯ. Прощай.

ТАНЯ. Нет, постой! (Встает, подходит к нему). Ты взял у меня все, понимаешь? Я вся здесь. (Показывает на планшет). Больше меня нет. Я окончилась. Ты думаешь, я не знала, что так будет? Я не девочка. Боже, как мне было жалко вас, господи боже! (Пауза.) Я знала, что ты придешь.

ТОЛЯ (насмешливо). Писала в часть?

ТАНЯ. Мне не ответили. Нельзя было потерять всех. Я знала, что ты придешь. Ты.

ТОЛЯ. Чепуха.

ТАНЯ. Мне никто так не писал. И я не писала никому так.

ТОЛЯ. Неправда.

ТАНЯ. Правда. Я только тебя любила.

ТОЛЯ. А спала с ними.

Пощечина.

ТОЛЯ. Спасибо.

Поворачивается, уходит. Возвращается, берет фуражку со стула, надевает ее.

ТОЛЯ. Ты вся из лжи.

ТАНЯ (кричит). Я докажу тебе! Я вела дневник… Я принесу его, не уходи!

Он медлит, затем садится на стул.

ТОЛЯ (с усмешкой). Давай.

Она бежит в соседнюю комнату, возвращается с дневником, встает посреди сцены и торопливо листает. Она жалка.

ТАНЯ. «16 апреля 42 года. Письмо от Толи…» (Опускает руку с тетрадью, садится.) Я не могу.

Пауза.

ТОЛЯ. Что ж. Тогда я пойду.

ТАНЯ. Не уходи! (Встает.) «Письмо от Толи. У него изменился почерк. Я испугалась. На треугольнике как будто не его рука. Почему он не пишет, часто ли бои? Я так волнуюсь. Вспомнила: он любил собак. Так много думаю о нем. Он такой наивный. И письмо мальчишеское». Дальше. (Листает.) «5 августа 43 года. Освободили Орел. Вечером был фейерверк из орудий. Последнее письмо от Толи ношу с собой. Я люблю его. Это точно. Как давно было до войны. Я вся окаменела. Ничего не жду, кроме писем. Хочу его, жду. Боюсь. Мама умудрилась простудиться, кашляет, говорит шепотом. Он пишет: „После боя смотрел траву в ней много всяких букашек, которые и знать не знают об артобстреле, о танках. А ведь кажется, что даже солнце воюет: сегодня оно союзник, завтра — враг“. Мне бы никогда не пришло в голову такое. Мне стыдно писать ему. Ему, наверное, скучно читать мои письма».

ТОЛЯ. Не надо… не надо больше. (Пауза.) Я не могу этого понять! Ведь после этого… Ножиков?!

Она молчит.

ТОЛЯ. Ведь Ножиков?!

ТАНЯ. Да. Он приехал… в отпуск. Я уже не писала ему так, как в сорок втором. Я… первое время писала так всем вам, а потом — ведь черствеешь!.. Он приехал с орденом. Тогда это было еще редко. Он был разведчик. Как только он приехал, я его увидела… Он уже не живой был!.. У него глаза неживые… понимаешь? Он был грубый… Он… в последний раз приехал. Он сам мне сказал. Это видно… Я не могла! Не могла! Не могла!

ТОЛЯ. Он так написал… (Пауза.) Что ж, жить — так жить.

Мелодия «Весенних голосов». Они медленно: он снимает фуражку, планшет; она уходит в соседнюю комнату, возвращается с воздушным шарфом на шее. Завораживающие круги по сцене, мелодия растет, ширится, а они все не решаются сойтись в объятии, затем вдруг в паузе перед финалом вальса их скручивает во вращение, они про носятся по сцене полукругом и вылетают за кулисы.

Сцена 3

Та же комната. Таня шьет. Стук в дверь.

ТАНЯ. Да?

Входит Федя.

ФЕДЯ. А я позвонил, мне открыли…

ТАНЯ. Федя… Федечка!

Бросается ему на шею, целует.

ТАНЯ. Ты откуда? Давно? Почему не написал?

ФЕДЯ. Да как… Я же кто… Я писал, писал — и не отправлял…

ТАНЯ. Откуда ты?.. Что ж ты молчишь?

ФЕДЯ. Я из госпиталя. Долго лежал, думал, калекой буду. Ничего…

ТАНЯ. Ты? Калекой?

ФЕДЯ. Правая половина у меня не двигалась. Теперь вот — хожу, ничего…

ТАНЯ. Да что ж я стою… Ты ведь есть хочешь!